Ошибочно думать, что все православные суть, действительно не сектанты, и что все сектанты суть, действительно не православные. Не всякий православный по имени таков по духу, и не всякий сектант по имени таков по духу, и в настоящее время, в особенности, можно встретить православного — настоящего сектанта по духу своему: фанатичного, нелюбовного, рационально узкого, упирающегося в человеческую точку, не алчущего, не жаждущего правды Божией, но пресыщенного горделивой правдой своей, строго судящего человека с вершины этой мнимой правды - внешне догматической, верной, но лишённой рождения в Духе. И, наоборот, можно встретить сектанта, явно не понимающего смысл православного служения Богу в Духе и Истине, не признающего то или иное выражение церковной истины, но, на самом деле, таящего в себе много истинно Божьего, истинно любвеобильного во Христе, истинно братского к людям.

И наличие таких смешений в христианском обществе не позволяет легкомысленно подойти к вопросу вероисповедных отношений. Сектанты грешат в непонимании православия, но и мы, православные, не следуем своему православию, не понимая их, сектантов, иногда удивительно пламенно и чисто устремлённых к последованию за Господом, к жизни в Нём, Едином.

Человеческий узкий, гордый, больной разум, кому бы ни принадлежал этот разум, - православному или сектанту, не преображённый в Духе Божием, одинаково стремиться к разделению и ищет повода к нему.

Погордиться, повеличаться своей православностью мы не прочь.

Мы, православные, веруем, духовно видим, что имеем полноту человечески выраженной истины. Но это совсем не значит, что мы уже следуем этой полноте истины, и что эта полнота наполняет нас. Мы иногда имеем её только на языке или думаем, что она у нас в глазу должна заменить бревно духовной лености нашей. Но всё это далеко не так. Истину мы имеем, и полную, но жить в ней не хотим или не умеем, и просто часто не стремимся жить в ней, ибо она очень стеснительна для нашего ветхого человека. А погордиться, повеличаться своей православностью мы не прочь.

Однако среди иновероисповедных христиан есть множество, живущих в истине православия духом своим. Есть сектанты, которые горят духом и любовию к Богу и к ближним гораздо более, чем иные православные, и вот этот дух горения любви к Богу и человеку есть признак истинного жизненного православия. Кто его не имеет среди православных, тот не истинно православный, и кто его имеет среди неправославных, тот истинно православный. По-человечески он заблуждается, по-человечески он не понимает того или другого, не видит тот или иной свет в природе духовного мира,.. но по духу, по внутреннему человеку он - верный и истинный, не лицемерной любовью преданный живому Господу Иисусу Христу, до смерти.

Такие подлинно православные христиане есть как среди православных по умоисповеданию, так и среди римокатоликов, среди протестантов всех оттенков, к каковым принадлежат и русские сектанты, сектаризировавшиеся, то есть отделившиеся умом и опытом от догматического исповедания церкви, отчасти из-за непонимания этого исповедания в Духе, отчасти из-за других примеров осуществления этого исповедания в жизни. Всякому православному ясно, что православные по своему умоисповеданию часто не только не являются назиданием для общества, но прямым развращением этого общества. Не говорим о примерах политиков, общественных деятелей: они касаются, конечно, в большой степени и нас, духовенства, не всегда стоящего на духовной высоте православия, несмотря на ясное сознание истинности своей церкви.

В наличии сектантства православный, а тем более священник, всегда более виноват, чем сектанты.

А монастыри... сколько было подчас глубокого неправославия, мирского, тленного духа под смиренной одеждой монаха. И всё легковесное, гнилое всплывало на поверхность церковной жизни и более бросалось в глаза, чем истинно смиренный, самоотречённый труд множества пастырей и иноков подлинного православия, жизнью своею шедших за Христом и умиравших во Христе. Революция показала, обнажила слабый слой православного русского священства, но она же подчеркнула мученическое исповедничество православной жизни у большинства священников.

Кто-то сказал, что наличие сектантства показывает религиозность народа. Можно сказать и так: наличие сектантства показывает православность народа, его горение духа, его стремление к идеалу, его жажду не внешней религии, но внутренней, жажду своего сердечного завете с Богом. И это по существу и есть православие. В наличии сектантства православный, а тем более священник, всегда более виноват, чем сектанты. Думать так - не значит ли это думать по-православному, беря на себя вину и ответственность за отделившихся братьев. Иначе не будет Христовой правды, если не взять на себя вину. Человеческую правду можно осуществить в признании виновными сектантов, но Христова правда иная - безумная для мира, мудрая лишь для Бога.

Ни спорами, ни диспутами, ни препирательствами, ни грубыми обличениями нельзя показать ту положительную силу Духа Божия, который живёт в православии, который есть само православие. Этот Дух можно выявить лишь в безумном по-человечески отречении от своих разумных прав и предоставлении суда Духу. В православной апологетике надо, прежде всего, делать ясное и твёрдое ударение на разъяснении смысла этого вероучения в жизни.

Надо ясно понять, что православие есть страшный огонь, как святые тайны. Принимающих полноту православия его огонь либо преобразит, либо сожжёт. Православие создало дух русского народа, но оно же и сожгло русский народ. Неправда, что русский народ сожжён большевизмом; он сожжён православием, он сделался недостойным причастником святыни полноты веры, и эта святыня опалила его. Здесь закон Божьего Духа, закон Церкви.

Кто же ближе к Царствию Божию?

Сектантство - неправославное искание путей православия. По немощи человека оно совершается не в глубь, а в бок, то есть не в догмате, а около догмата. Догматическая (чистая) жизнь около догмата представляет собою, конечно, большее православие, чем недогматическая (блудная) жизнь в догмате. Это надо понять со всею ясностью, со всею определённостью Божьего Слова, прямо указывающего на это, хотя бы в притче о двух сыновьях, из которых один сказал, что не исполнит воли отчей, но исполнил её, а другой сказал, что исполнит, но не исполнил.

Исповедание православного символа веры есть запечатление Евангелия. Символ должен совершиться в жизни, стать реальностью. У одного человека он совершенно не реален в жизни, хотя этот человек произносит его каждый день на молитве; у другого вера проявляется в любви к Господу Иисусу Христу, к Отцу Небесному и Духу Святому, и она отражается на лице его, на словах и всех поступках. Кто же ближе к Царствию Божию? Ответ ясен. Конечно, второй. Неправославный по имени, но православный по духу и истине, наученный самим Духом.

Православные по самоисповеданию, по самоутверждению должны понять, что православие отнюдь не привилегия и не гордость. Православие, наоборот, есть смирение, есть исповедание полноты истины, как правды, так и любви. Православие должно побеждать только сиянием своим, как Сам Господь, отнюдь не пушкой, стальной или словесной - всё равно. Православие не сияет в православном обществе, в том, которое гордится своим православием. Оно сияет в том, кто смирён в своём православии, кто чистоту веры понимает не только своим маленьким разумом, но духом, всею жизнью.

Красота православия дана для спасения людей, а православные стали её обращать для осуждения, для погубления людей. Можно сказать, что нет на земле совершенно православных людей, но что частично православны и сами так называемые православные, и те, кто не считает себя в православии, а во Христовой Церкви и жизнию живёт во Христе. Православие - солнечный свет, лежащий на земле. Светит для всех, но не все освящаются им, ибо кто в подвале, кто закрыл свои окна, кто закрыл свои глаза...

Но невольно возникает вопрос: не являются ли эти мысли, хоть в самой малой мере, отказом от чистоты православной веры, той чистоты, ради которой было пролито столько крови и о которой ревновали святые отцы? О нет, это не только не отказ от чистоты православности, но это есть защита и исповедание именно её...

Установления православной церкви - школа Духа, самая удобная, если находится в Духе. Всё в православной церкви должно оживлять и одухотворять. Вина человека, если он оземняется. Мы, православные пастыри, учители во Христе. Учитель Один - Господь Иисус Христос, и никто - вне Его - не может быть учителем. Мы учим лишь, как повиноваться единому Учителю. Мы не во имя своё, но во имя Христово учители. Но вот мы видим, что кто-то выучился быть учеником Христовым без нас. Что же? Будем ли мы против него восставать, как хотели Апостолы восстать против тех, кто не ходит с ними (Лк. 9:4-9), но получили достойную отповедь Учителя, годную и для нас, православных пастырей? Мы радоваться должны, что человек силою Всемогущего Духа, Который дышит, где хочет, чудесно преобразил свою жизнь и приносит Богу плод. Нам неясен путь Духа в этом человеке. Но разве мы поставлены судить о путях Духа, если плоды Духа ясны нашим глазам? По плодам велено узнавать. Плоды же ясно определены у Апостола Павла (1Кор. 13:4-8).

Избавление от этой духовной тьмы - только в истине Христовой.

Люди, как бы они себя ни называли, дробятся, делятся, восстают друг против друга из своих маленьких, эгоистических уголков жизни, и избавление от этой духовной тьмы - только в истине Христовой. Истина требует подвига самоотвержения, любви для своего познания. Невеликодушные, немилостивые, несмирённые не познают её.

Правда неотделима от любви, нравственной чистоты и бескорыстия. Мы доходим до того, что слово единство делается слишком большим для нас, и первой целью своей мы должны ставить взаимное уважение и признание человеческого достоинства друг в друге.

Господь призывает нас углубить и расширить наше человеческое сердце. Должно совершиться таинство претворения сердца из злого - в доброе, из подозрительного - в доверчивое, из осуждающего брата - в милующее. Надо нам выйти из ограниченностей своих и жалких горделивостей к великодушию, к широте души и простоте детей Божьих. Будем горячи, но не против людей, а против зла; и, прежде всего, против зла в себе самих. Во времена Златоуста и других святых отцов преступник, поручавший свою жизнь сводам церковным, переставал быть таковым в глазах государственного правосудия, а мы иногда считаем даже верующих и чистых людей преступниками только за то, что они хотят молиться не в тех храмах, в которых молимся мы...

Будем как можно лучше и пристальнее вглядываться в добрые стороны ближнего и в свои собственные недостатки; станем как можно меньше смотреть на слабости ближнего и на свои собственные добродетели. Так исполнится Божия правда.