На главную

31.10.2005 г.
 

Россия есть живой организм

И.А.Ильин. (1883 - 1954)

В плеяде выдающихся русских мыслителей XX столетия видное место принадлежит Ивану Александровичу Ильину - философу, политическому мыслителю и публицисту. Талант и оригинальность Ивана Ильина проявились довольно рано: золотой медалью и дипломом I степени отмечены его учеба соответственно в гимназии и на юридическом факультете Московского университета. Большой резонанс среди научной общественности получила его магистерская диссертация (по итогам защиты И. А. Ильину были одновременно присуждены две степени - магистерская и докторская) и подготовленная на ее основе книга "Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека" (1918). Этот труд оценивается как лучшее исследование о Гегеле на русском языке, как одно из немногих этапных произведений за всю историю изучения Гегеля в мировой философской литературе, а сам автор признан ведущим представителем неогегельянства в России. Весьма примечательно то, что это произведение, посвященное великому европейскому мыслителю, по своим интенциям, характеру, манере мышления принадлежит именно русской философской мысли, с характерным для нее скептическим отношением к "рассудочности", глубинным онтологизмом, религиозно-нравственным максимализмом, нацеленностью на активное участие в практических, "земных" делах. Философия, считал Ильин, должна быть исследованием духа и духовности, выражением внутреннего религиозного и нравственного опыта жизни, иначе она будет лишена предметности и действенности. Высоко оценивая гегелевскую систему, он видел в Гегеле прежде всего религиозного философа, интерпретируя его систему как своеобразный перевод религиозного постижения мира и человека на язык философии. Вместе с тем вплоть до своей высылки из Советской России в 1922 году Ильин стоял в отечественной философии особняком - и по проблематике исследования, и по стилю философствования (духовный облик Ильина очень выразительно и точно передает известная картина М. В. Нестерова "Мыслитель"). После высылки Ильин оставляет гегелевские штудии и прямо и непосредственно обращается к предметам, составляющим сердцевину русской религиозно-философской мысли. В центре его раздумий встали проблемы России, ее истории, пути выхода из того кризиса, в котором она оказалась, проблемы духовного становления личности, выбора ею своей человеческой и гражданской позиции. Но в конкретной постановке всех этих общих для послереволюционной русской религиозно-философской мысли проблем, предложенных им выводах Ильин сохранял присущую ему индивидуальность, ярко выраженное своеобразие. Это "лица необщее выражение", характерная для человеческого облика Ильина высокая нравственная и гражданская принципиальность, органическая невозможность хоть в чем-то поступиться в своих убеждениях стали причиной крайне недоброжелательного (а нередко и враждебного) отношения к нему и со стороны части представителей русского зарубежья, и со стороны официальных властей страны пребывания. (В 1934 году, буквально через несколько месяцев после прихода к власти нацистов в Германии, Ильин был уволен из Русского научного института, в котором он работал с 1923 года, с запретом преподавания и публичных выступлений, что вынудило его вскоре эмигрировать в Швейцарию.) Смысл и характер этого расхождения отчетливо проявились в двух пунктах - в отношении к тому, каким именно путем, с использованием каких средств нравственно здоровый человек может и должен противостоять социальному и моральному злу, и в понимании места и роли государственных (властных) начал в социальном и духовном возрождении России. В 1925 году Ильин опубликовал книгу "О сопротивлении злу силою", надолго ставшую предметом острой и не всегда корректной полемики, в которой приняли участие почти все интеллектуальные силы русского зарубежья. В этой работе Ильин выступил с резкой критикой толстовской идеи непротивления злу и пытался обосновать мысль, что, несмотря на то что с христианской точки зрения зло всегда побеждается любовью, и только любовью (нравственным, духовным воспитанием и т. п.), в определенных случаях, когда уже все другие способы сопротивления злу исчерпаны и не принесли успеха, правомерно применение средств внешнего принуждения, в том числе смертной казни и военной силы. Второй пункт воззрений Ильина, ставивший его особняком в ряду представителей новейшей русской религиозно-философской мысли,- отношение к "государственному делу", роли государственных начал в историческом прошлом России и в ее будущем. Теоретик "православного меча", как назвали Ильина после выхода в свет его книги "О сопротивлении злу силою", был, убежденным сторонником целостности России, сильного государства. И это была вовсе не апологетика государственного начала в качестве определяющего фактора общественного развития. Он, как и многие другие русские мыслители XX столетия, достаточно скептически относился к дореволюционному государственному устройству России, видел его дефекты, и прежде всего присущие ему установки на грубую силу. Но сила, даже могущественная, полагал Ильин, становится слабой, обреченной на поражение, если она перестает доверять моральному могуществу мысли, свободному самоопределению личности. Всячески подчеркивая роль и значение государства в истории России, Ильин одновременно делает особый упор на развитие духовных и нравственных начал государственности. Он отстаивал принцип "либерального консерватизма". нацеленного на то, чтобы добиться органического единства ценностей русского народа: к таковым он относил близость к Богу, живую веру в совесть, в семью. Родину, духовную силу народа, органическое единство с природой - с оправданием свободы личности и значимости социального творчества. Ильин твердо верил в возможность обновления и возрождения нашей Родины.

В. Кураев
______________________________

Россия есть живой организм

I
Когда нам ставят вопрос, как это могло случиться что русский народ в эпоху второй отечественной войны (1914--1917) предпочел имущественный передел национальному спасению, мы отвечаем: это случилось потому, что русское простонародное, а также и радикально-интеллигентское правосознание не были на высоте тех национально-державных задач, которые были возложены на него Богом и судьбою. Русский человек видел только ближайшее; политическое мышление его было узко и мелко; он думал, что личный и классовый интересы составляют "главное" в жизни; он не разумел своей величавой истории; он не был приучен к государственному самоуправлению; он был нетверд в вопросах веры и чести... И прежде всего он не чувствовал своим инстинктом национального самосохранения, что Россия есть единый живой организм.

И с этого нам надо теперь начинать. Это нам надо уяснить себе и укрепить в наших детях. Россия есть организм природы и духа - и горе тому, кто ее расчленяет! Горе - не от нас: мы не мстители и не зовем к мести. Наказание придет само... Горе придет от неизбежных и страшных последствий этой слепой и нелепой затеи, от ее хозяйственных, стратегических, государственных и национально-духовных последствий. Не добром помянут наши потомки этих честолюбцев, этих доктринеров, этих сепаратистов и врагов России и ее духа... И - не только наши потомки: вспомнят и другие народы единую Россию, испытав на себе последствия ее преднамеренного расчленения; вспомнят ее так, как уже вспоминал ее в 1932 году дальнозоркий итальянский историк Гвилельмо Ферреро '.

Итак, Россия есть единый живой организм. Глупо и невежественно сводить ее исторический рост к "скопидомству Мономаховичей", к "империализму Царей", к честолюбию ее аристократии или к рабской и грабительской мстительности развращенного русского простонародья (как до этого договорился в своей недавно вышедшей книге недообрусевший швед Александр фон Шельтинг; его книга есть сущий образец презрения к русскому народу и ненависти к Православию2)...

Тот, кто с открытым сердцем и честным разумением будет читать "скрижали" русской истории, тот поймет этот рост русского государства совсем иначе. Надо установить и выговорить раз навсегда, что всякий другой народ, будучи в географическом и историческом, положении русского народа, был бы вынужден идти тем же самым путем, хотя ни один из этих других народов, наверное, не проявил бы ни такого благодушия, ни такого терпения, ни такой братской терпимости, какие были проявлены на протяжении тысячелетнего развития русским народом. Ход русской истории слагался не по произволу русских государей, русского правящего класса или, тем более, русского простонародья, а в силу объективных факторов, с которыми каждый народ вынужден считаться. Слагаясь и возрастая в таком порядке, Россия превратилась не в механическую сумму территорий и народностей, как это натверживают иностранцам русские перебежчики, а в органическое целое.

1. Это единство было прежде всего географически предписано и навязано нам землею. С первых же веков своего существования русский народ оказался на отовсюду открытой и лишь условно делимой равнине. Ограждающих рубежей не было; был издревле великий "проходной двор", через который валили "переселяющиеся" народы,- с востока и юго-востока на запад... Возникая и слагаясь, Россия не могла опереться ни на какие естественные границы. Надо было или гибнуть под вечными набегами то мелких, то крупных хищных племен, или давать им отпор, замирять равнину оружием и осваивать ее. Это длилось веками; и только враги России могут изображать это дело так, будто агрессия шла со стороны самого русского народа, тогда как "бедные" печенеги, половцы, хазары, татары (ордынские, казанские и крымские), черемисы, чуваши, черкесы и кабардинцы - "стонали под гнетом русского империализма" и "боролись за свою свободу"...

Россия была издревле организмом, вечно вынужденным к самообороне.

2. Издревле же Россия была географическим организмом больших рек и удаленных морей. Среднерусская возвышенность есть ее живой центр: сначала "волоки", потом каналы должны были связать далекие моря друг с другом, соединить Европу с Азией, Запад с Востоком, Север с Югом. Россия не могла и не должна была стать путевой, торговой и культурной баррикадой; ее мировое призвание было прежде всего - творчески-посредническое между народами и культурами, а не замыкающееся и не разлучающее... Россия не должна была превращаться, подобно Западной Европе, в "коечно-каморочную" систему мелких государствиц с их заставами, таможнями и вечными войнами. Она должна была сначала побороть своих внутренних "Соловьев-разбойников" (подвиг Ильи Муромца!) и "Змеев Горынычей" (подвиг Ивана-царевича!), залегавших добрым людям пути и пересекавших все дороги, с тем чтобы потом стать великим и вседоступным культурным простором.

А этот простор не может жить одними верховьями рек, не владея их выводящими в море низовьями. Вот почему всякий, всякий народ на месте русского вынужден был бы повести борьбу за устья Волги, Дона, Днепра, Днестра, Западной Двины, Наровы, Волхова, Невы, Свири, Кеми, Онеги, Северной Двины и Печоры. Хозяйственный массив суши всегда задыхается без моря. Заприте французам устье Сены, Луары или Роны... Перегородите германцам низовье Эльбы, Одера, лишите австрийцев Дуная - и увидите, к чему это поведет. А разве их "массив суши" может сравниться с русским массивом? Вот почему пресловутый план Густава Адольфа: запереть Россию в ее безвыходном лесном-степном территориальном и континентальном блоке и превратить ее в объект общеевропейской эксплуатации, в пассивный рынок для европейской жадности,- свидетельствовал не о "государственной "мудрости" или "дальновидности" этого предприимчивого короля, но о его полной неосведомленности в восточных делах и о его узкопровинциальном горизонте, ибо он не видел ничего дальше своей Балтики и не постигал, из-за собственного "губернского" империализма, что Европа есть лишь небольшой полуостров великого Азиатского материка...

Нациям, которые захотят впредь загородить России выход к морям, надлежит помнить, что здесь дело идет совсем не о том, чтобы "уловить поступь современности", как выражаются теперь заносчивые сепаратисты русской равнины, и поскорее "расчлениться", а о том, чтобы верно увидеть проблему континентального размера и не становиться поперек дороги мировому развитию. Неумно и недальновидно вызывать грядущую Россию на новую борьбу за "двери ее собственного дома", ибо борьба эта начнется неизбежно и будет сурово-беспощадна.

3. Отстаивая свою национальность, Россия боролась за свою веру и религию. Этим Россия, как духовный организм, служила не только всем православным народам и не только всем народам европо-азиатского территориального массива, но и всем народам мира. Ибо Православная вера есть особое, самостоятельное и великое слово в истории и в системе христианства. Православие сохранило в себе и бережно растило то, что утратили все другие западные исповедания и что наложило свою печать на все ответвления христианства, магометанства, иудейства и язычества в России. Всякий внимательный наблюдатель знает, что лютеране в России и реформаты в России, англикане в России и магометане в России разнятся от своих иностранных со-исповедников по укладу души и религиозности, удаляясь от своих первообразцов и приближаясь незаметно для себя к Православию... А Католичество кончило тем, что открыто выработало и выдвинуло межеумочно-подражательную форму исповедания: "католичество восточного обряда" - форму, по видимости, православно-свободно-молитвенную, но по существу католически-лукаво-неискреннюю, симулирующую в обрядах невоспринятый и даже непостигнутый Дух Православия...

И при всем том Православная Церковь никогда не обращала иноверных в свою веру мечом или страхом, открыто осуждая это и запрещая уже в ранние века своего распространения. Она не уподоблялась ни католикам (особенно при Карле и Каролингах, и во Франции в эпоху Варфоломеевской ночи и религиозных войн, при Альбе, в Нидерландах и всюду, насколько у них хватало сил, например в Прибалтике), ни англиканам (например, при Генрихе VIII, в период английской революции и междоусобных войн).

В религии, как и во всей культуре, русский организм творил и дарил, но не искоренял, не отсекал и не насиловал...

II
4. Духовный организм России создал, далее, свой особый язык, свою литературу и свое искусство. На этот язык, как на родной, отзываются все славяне мира. Но помимо своих особливых и великих языковых достоинств, он оказался тем духовным орудием, которое передало начатки Христианства, правосознания, искусства и науки всем малым народам нашего территориального массива.

Живя и творя на своем языке, русский народ, как надлежит большому культурному народу, щедро делился своими дарами со своими замиренными и присоединенными бывшими соседями, вчувствовался в их жизнь, вслушивался в их самобытность, учился у них, воспевал их в своей поэзии, перенимал их искусство, их песни, их танцы и их одежды и простосердечно и искренно считал их своими братьями; но никогда не гнал их, не стремился денационализировать их (по германскому обычаю!) и не преследовал их. Мало того: нередко он впервые слагал для них буквенные знаки и переводил им на их язык Евангелие (сравните, например, труды И. А. Яковлева в деле создания чувашской письменности и одухотворения их языка).

Жизненно-культурное значение русского языка быстро обнаружилось после революции и отделения от России западных окраин. К сожалению, немногие знают, что все железнодорожное сообщение между Эстонией, Латвией, Польшей и Бессарабией могло наладиться и происходило до самой второй мировой войны - на русском языке, ибо малые народы взаимно не знали, не признавали и не хотели признавать соседних языков, а по-русски говорили и думали все... Немногие знают также, как судьи прибалтийских государств вплоть до сенаторов, изучившие русское право на русском языке, готовясь к "слушанию" сколько-нибудь сложного дела, обращались к русскому праву и к образцовым произведениям замечательных русских юристов (от Таганцева до Тютрюмова!) - по ним искали права и правды для своих соплеменников и затем подбирали новые слова на своих языках, чтобы передать и закрепить рецепированное русское право.

Что же касается русского искусства, то о его всенародном и мировом значении нет нужды распространяться.

И вот, в силу того, что на протяжении российского пространства и в длительности веков не оказывалось народа, равного по талантливости, по вере и по культуре русскому народу или соперничающего с ним (в языкс, в организации, в творческой самобытности, в жизненной энергии и в политической дальновидности), русский народ оказался естественно ведущим и правящим народом, "культуртрегером", народом-защитником, а не угнетателем. Всякий талант, всякий творческий человек любой нации, врастая в Россию, пролагал себе путь вверх и находил себе государственное и всенародное признание: от евреев Шафирова, Левитана, Антокольского и братьев Рубинштейнов до армян Лорис-Меликова, Делянова и Джаншиева; от немцев барона Дельвига, Гильфердинга и отца Климента Зедергольма до литовцев Ягужинского, Балтрушайтиса и Чюрлениса; от грузина Чавчавадзе до карачаевского князя Крым-Шохмалова и до текинца Лавра Корнилова. Кто преследовал в России после замирения казанских и касимовских татар? Мордву? Зырян? Лопарей? Армян? Черкесов? Туркмен? Имеретин? Узбеков? Таджиков? Сартов? Кого из них не видели стены российских университетов сдающими экзамены, кому из них мешали по-своему веровать, одеваться, богатеть и блюсти свое обычное право?.. Однажды полный и беспристрастный словарь деятелей русской имперской культуры вскроет это общенациональное братство, это всенациональное сотрудничество российских народов в русской культуре.

5. Далее, Россия есть великий и единый хозяйственный организм. Все ее части или территории связаны друг с другом взаимным хозяйственным обменом или "питанием" - отличительный признак всякого организма. Хлебородный юг Европейской России нужен не малороссам только, а всей стране, вплоть до далекого севера. Лесообильный север с его невысыхающей влагой и незамерзающими выходами в Балтийское море и в океан необходим всем народам России вплоть до среднеазиатских. Нелепо думать, будто кавказские народы, уцепившись за нефть и марганец, процветут во славу Англии или Германии, предавая им Россию, Ребячливо мечтать о том, будто "Донецкая всевеликая республика" "не даст" на север ни угля, ни железа. Или будто "высокие послы" Мордовии, Черемисии и Чувашии, отрезав Великороссию от Волги и Каспия, добьются от Лиги Наций вооруженного похода на Москву для подавления ее "всеволжского империализма"... Сколько во всех подобных замыслах дилетантства и доктринерства, того самого, которое погубило "февралистов" и которым они доселе гордятся!..

Хозяйственное взаимопитание российских стран и народов будет рано или поздно органически восстановлено; и если рано, то в мирное процветание всех народов Империи; а если - поздно, то в результате многих лишений, после ряда войн и ценою многой крови. Рабочая сила, сырье, готовые товары и единая валюта - или будут свободно циркулировать от "линии Керзона" до Владивостока и от Баку до Мурманска, и тогда народы российского пространства будут блюсти свою независимость и экономически процветать; или же Россия покроется внутренний рубежами и таможнями, и сорок бессильных и беспомощных государствиц будут бедствовать на сорока монетных системах, ломать себе голову над сорока рабочими вопросами, вести друг с другом таможенные и иные войны и сидеть без необходимого сырья и вывоза. Ибо Россия есть единый хозяйственный организм.

6. Само собою разумеется, что этим органическое единство России только очерчено. Однажды оно будет раскрыто с подобающим вниманием: и установлено с полной доказательной силой.

Мы приведем здесь только еще одно поучительное доказательство. Выдающийся русский антрополог нашего времени, пользующий мировым признанием, профессор А. А. Башмаков устанавливает замечательный процесс расового синтеза, осуществившегося в истории России и включившего в себя все основные народности ее истории и территории, В результате этого процесса получилось некое величавое органическое "единообразие в различии".

Напрасно также говорят о "татаризации" русского народа. На самом деле в истории происходило обратное, то есть руссификация иноплеменных народов: ибо иноплеменники на протяжении веков "умыкали" русских женщин, которые рожали им полурусских детей, а русские, строго придерживавшиеся национальной близости, не брали себе жен из иноплеменниц (чужой веры! чужого языка! чужого нрава!): напуганные татарским игом, они держались своего и соблюдали этим свое органически-центральное чистокровие. Весь этот вековой процесс "создал в русском типе пункт сосредоточения всех творческих сил, присущих народам его территории" (см. труд А. А. Башмакова, вышедший на французском языке в 1937 году в Париже "Пятьдесят веков этнической эволюции вокруг Черного моря").

Итак, Россия есть единый живой организм: географический, стратегический, религиозный, языковой, культурный, правовой и государственный, хозяйственный и антропологический. Этому организму несомненно предстоит выработать новую государственную организацию. Но расчленение его поведет к длительному хаосу, ко всеобщему распаду и разорению, а затем - к новому собиранию русских территорий и российских народов в новое единство. Тогда уже история будет решать вопрос о том, кто из малых народов уцелеет вообще в этом новом собирании Руси. Надо молить Бога, чтобы водворилось как можно скорее полное братское единение между народами России.


1948. Из книги: Русская идея.

На главную