Опала, наложенная на дочь и жену покойного шефа главы России, символична помимо прочего еще и в календарном смысле. Через месяц Анатолию Собчаку 75 лет. Какие-то памятные мероприятия просто неизбежны. Теперь Путину придется либо от них отстраниться, либо отстранить от них семью Собчака, либо инсценировать какой-нибудь примирительный фарс. В любом случае колорит исторической дружбы Путин — Собчак меняется необратимо.

А дружба была, и значила она для Путина много. Ровно 16 лет назад, 3 июля 1996-го, Собчак проиграл петербургские губернаторские выборы, и Путин перестал зависеть от него в служебном отношении.

Собчак был политически ошельмован, растерял связи наверху, был атакован влиятельными недругами, демонстративно преследовался по специально раздутым коррупционным делам и был вынужден скрыться за границей. Поддержка его не обещала решительно никаких очков — ни политических, ни служебных. Но Путин такую поддержку оказал.

Летом 1999-го, не будучи еще наследником престола, но будучи уже начальником ФСБ, он утряс прокурорские проблемы и обеспечил Собчаку безопасное возвращение домой. Полгода спустя, на старте первой путинской президентской кампании, Собчак стал его доверенным лицом. Считалось, что Собчака ждет какой-нибудь очень приличный пост — например, председательство в Конституционном суде.

После внезапной его смерти в феврале 2000-го Путин на прощании в Таврическом дворце плакал неподдельными слезами, сжимая руки Людмилы Нарусовой и Ксении Собчак. А в последующие годы у обеих было все, что положено заботливо опекаемым друзьям: у Нарусовой — сенаторство от Тувы, а потом от Брянской области, у Собчак-младшей — почти официально пожалованный статус«светской львицы», со всеми его неопределенными, но заманчивыми возможностями.

И вот опала. Надвигающаяся в том числе и на Нарусову, которая, при безупречном своем до недавних пор политическом конформизме решительно взяла сторону Ксении, как до этого защищала и поддерживала мужа в самые печальные моменты его карьеры. Любители позубоскалить над Нарусовой этого ее качества обычно не замечают.

Впрочем, в идиллические 90-е самому Собчаку приносили на дом лишь повестки из прокуратуры, которые он раз за разом отказывался принимать.

Вряд ли Собчаку хватило бы тогда фантазии вообразить вторжение группы захвата в квартиру дочери, скрупулезное изучение выявленных там интимностей, изъятие оттуда денег с обнародованием суммы на всю страну и прочие повседневные приметы тринадцатого года правления бывшего своего протеже.

Сам Путин, как известно, узнал и об этом, и о прочих скандальных обысках«из прессы». Правда, Ксения Собчак полагает, что«тут проблема, мне кажется, уже в личной мести… Это личная история. По какой-то причине он считает меня предателем…» Нарусова высказывает ту же примерно мысль, добавляя в защиту дочери, что обижаться-то почти и не на что:«Критичность ее высказываний была не больше, чем у Владимира Познера на«Первом», но при этом проницательно констатируя: «Если бы Ксения не носила фамилию Собчак, такие неадекватные меры не принимались бы».

Именно так. Дело в фамилии. Путин, видимо, придавал символическое значение тому, что члены семьи прежнего его патрона на 100% вписаны в созданную им систему, и мирился ради этого даже со скандальными ситуациями, в которых они время от времени оказывались. И вдруг Ксения Собчак от этой системы отмежевалась. Так ли уж важно, что лично«дядю Володю» она на митингах вовсе и не оскорбляла? Это все равно удар в спину. Хуже того, попытка соскочить с лодки. И даже еще хуже: это знак того, что прервалась связь времен.

Путин почти никогда не выступал в роли политического ученика Собчака, но во многом воспринимал себя именно в качестве такового.

Собчак ведь не только обеспечил ему«социальный лифт». Хотя и этот лифт он тоже обеспечил. В 1990-м, накануне своего перехода на работу к Собчаку, тогда новоизбранному главе Ленсовета, Путин был помощником ректора ЛГУ и, с учетом возможностей, открываемых новым российским капитализмом, кандидатом в бизнесмены среднего звена. А пойдя с Собчаком, он три года спустя был уже первым замом петербургского мэра и вторым человеком во второй столице. Чтобы возглавить страну, ему пришлось потом пережить еще много удивительных событий, но без этой стартовой позиции ничего бы, конечно, не получилось.

Однако помимо административных шансов Путин, человек до этого абсолютно непубличный, получил от Собчака принципиально для себя важные политические уроки.

Реальный Собчак не был демократом. По крайней мере, в том понимании, которое вкладывали в это слово 20 лет назад. Но он был прогрессистом. Сторонником некоего обновления и движения вперед, пусть и понимаемых им довольно расплывчато.

Прославившись в 1989-м как лучший оратор всесоюзного парламента, Собчак уже год спустя разочаровался в возможностях этой структуры и в мае 1990-го откликнулся на призыв перессорившихся депутатов свежеизбранного демократического Ленсовета сделаться их объединителем. Он прошел туда на дополнительных выборах и был триумфально избран председателем. Уже несколько месяцев спустя председатель Ленсовета и депутатский корпус испытывали друг к другу лишь чувство острой вражды.

Родившись как политик в союзном парламенте, Собчак разочаровался в парламентаризме. Избранный затем мэром, он возглавил петербургскую исполнительную власть, и после августа 1991-го его авторитет в городе некоторое время был непререкаем, а его правление напоминало автократию.

Идеи властной вертикали были ему достаточно близки. Проблема заключалась в том, что он не собирался платить за них любую цену. Собчак был и остался одиноким человеком в политике. У него так и не возникло своей«партии власти», которую потом успешно организовал в Петербурге его победитель и преемник Владимир Яковлев. Он не сумел, да, видимо, и не очень стремился заполнить деловые и административные круги города«своими людьми».

Красноречивый, эгоцентричный, любящий настоять на своем, но не очень владеющий рычагами управленческой машины, Собчак имел высокие шансы быть вытолкнутым из власти. Но его обаяние было таким, что складывающий в ту пору политик Путин не только не разочаровался в идеях шефа, а, наоборот, пришел к мысли, что их надо довести до логического конца, освободив от всех лишних тормозов.

Собчак не умел управлять подсчетом голосов. Поэтому в 1996-м и проиграл губернаторские выборы, отстав от соперника на смехотворные, легко преодолеваемые пару процентов. Он мог в предельно обидной форме высмеять своих политических недругов, но не догадывался, что прокурорско-силовая техника спора гораздо вернее ведет к цели.

Довольно большими вольностями пользовалась при нем городская пресса, и он не только не сумел ее выдрессировать, но не научился даже и всерьез ненавидеть тех, кто его критиковал. Начав с раздраженных слов«какую гадость вы про меня понаписали», он мог затем продолжать разговор во вполне благожелательном тоне, а еще немного спустя, как ни в чем не бывало, сыпать остротами. Это по собственным моим воспоминаниям.

Думаю, что, оставаясь самим собой, Собчак вполне мог одобрять политику первых лет путинской эры, обнаруживая в ней много созвучий со своими идеями. Но с каждым новым раундом завинчивания гаек ему все труднее становилось бы это делать. И уж совсем плохо он представим в качестве апологета послемартовского политического стиля с его архаизмом, ксенофобией, повсеместными поисками заговорщиков, фальшивой строгостью нравов и прочими приметами реакции.

Собчак был интеллигентом со всеми сильными и слабыми сторонами этого типа людей, и ярко выраженная антиинтеллигентность сегодняшней власти привела бы его в шок.

К сегодняшнему дню Путин полностью изжил политическое наследство Собчака, и преемственности между ними больше нет никакой. Уход в оппозицию Ксении Собчак напомнил об этом факте, и напоминание, судя по реакции на него, оказалось довольно-таки болезненным.