На главную

14.04.2021

ЖИТІЕ ПРЕПОДОБНЫЯ МАТЕРИ НАШЕЙ МАРІИ ЕГИПЕТСКІЯ.
Написанное Святѣйшимъ Софроніемъ Патріархомъ Іерусалимскимъ
и на русскій языкъ съ славянскаго переложенное для лучшаго разумѣнія
Николаемъ (Доброхотовымъ) Епископомъ Тамбовскимъ.

Тайну Цареву добро хранити; дѣла же Божія открывами и проповѣдати славно (Тов. 12. 7), сказалъ Рафаилъ Ангелъ Товиту, получившему изцѣленіе отъ слѣпоты глазъ. Не хранить тайнъ царскихъ опасно и пагубно; а умалчивать преславныя дѣла Божія – великая тщета для души. Потому и я, говоритъ св. Софроній, страшась покрыть молчаніемъ дѣла Божественная и воспоминая бѣду, какою Евангеліе угрожаетъ рабу лукавому, получившему отъ Господа данный ему для дѣланія талантъ, но закопавшему оный въ землю и скрывшему безъ дѣйствія, никакъ не утаю святой повѣсти, до меня дошедшей. Но не будь никто недовѣрчивъ мнѣ, который пишу что слышалъ, и никто не думай, чтобы я осмѣливался писать не истинное, какъ бы дѣло великое не казалось невѣроятнымъ, не буду лгать на святыхъ.

Въ одномъ изъ Палестинскихъ монастырей былъ нѣкій старецъ, украшенный благонравіемъ жизни и благоразуміемъ слова, отъ самыхъ пеленъ хорошо наставленный въ иноческихъ подвигахъ. Зосима было имя тому старцу; онъ прошелъ всѣ подвиги иноческой жизни, сохранилъ всякое правило, преданное отъ совершенныхъ иноковъ; и при всемъ томъ никогда не оставлялъ поучаться въ Божественномъ писаніи, но и ложась, и вставая, и дѣлая руками, и вкушая пищу (если можно назвать пищею то, что онъ вкушалъ), одно имѣлъ дѣло непрерывное и непрестанное, чтобы пѣть всегда Богу и поучаться въ Божественномъ законѣ. Бывъ отданъ въ монастырь отъ самаго младенчества, усердно подвизался въ ономъ постническими трудами до 53-хъ лѣтъ; но потомъ былъ смущенъ помысломъ, что онъ уже во всемъ совершенъ, что не имѣетъ нужды ни въ чьемъ наставленіи, и говорилъ самъ себѣ мысленно: есть ли на землѣ такой монахъ, который бы показалъ мнѣ образъ подвижничества, мною несовершеннаго, или есть ли пустынникъ, который превзошелъ меня подвигами? Когда онъ такъ помышлялъ, явился къ нему Ангелъ и сказалъ:

«Зосима! ты хорошо, сколь возможно человѣку, подвизался, хорошо прошелъ постническое теченіе; но нѣтъ человѣка, который бы былъ совершенъ, есть подвигъ большій, чѣмъ твой мимошедшій, но котораго ты и не знаешь; чтобы узнать тебѣ, сколько есть иныхъ путей ко спасенію, выйти изъ земли твоей, какъ Авраамъ, изъ патріарховъ нарочитый, и иди въ монастырь, что на рѣкѣ Іорданѣ».

Старецъ послѣдуя сказанному, тотчасъ вышелъ изъ монастыря, въ которомъ иночествовалъ отъ младенчества, и, достигши Іордана, пришелъ въ монастырь, въ который былъ званъ, и въ которомъ быть ему Богъ повелѣлъ. Толкнувшій въ двери монастыря, онъ встрѣтилъ монаха, охранявшаго двери, и ему первому сказалъ о себѣ, а тотъ донесь игумену, который принялъ его, и узнавъ въ немъ монаха, по сдѣланному имъ обычному поклону и молитвѣ, спросилъ: «откуда ты, братъ? и для чего пришелъ къ намъ, нищимъ старцамъ»? Зосима отвѣчалъ: «откуда я пришелъ, объ этомъ нѣтъ нужды говорить, но пришелъ я, отче, пользы ради; ибо я слышалъ о васъ много великаго и достохвальнаго, чѣмъ можно усвоить душу Богу». «Богъ единъ, брате, отвѣчалъ игуменъ, Богъ единъ, исцѣляющій немощь души, да научитъ, своей волѣ и тебя и насъ, и наставитъ дѣлать все полезное; а человѣкъ человѣка пользовать не можетъ, если не будетъ каждый самъ себѣ внимать, и, бодрствуя духомъ, дѣлать полезное, при содѣйствіи Божіемъ. Но поелику любовь Христова подвигла тебя видѣть насъ убогихъ старцевъ, то пребывай съ нами, если для того ты пришелъ, и Пастырь добрый, давый дущу свою въ избавленіе за всѣхъ, наставитъ всѣхъ насъ благодатію св. Духа».

На слова игумена, Зосима поклонившись, испросивши молитву и благословеніе, и сказавши аминь, остался въ томъ монастырѣ.

Видѣлъ онъ тамъ старцевъ, сіявшихъ богомысліемъ и дѣлаіемъ добрыхъ дѣлъ, духомъ горящихъ, Господу работающихъ; пѣніе ихъ было непрестанное, стояніе всенощное, въ рукахъ всегдашняя работа, и въ устахъ псалмы, не бывало между ними празднаго слова; помышленія о стяжаніи временныхъ прибытковъ и заботы житейскія между ними не были даже по имени извѣстны, но было одно у всѣхъ первое и послѣднее тщаніе – быть мертвыми по тѣлу; неоскудная пища для нихъ было слово Божіе; а тѣло питали хлѣбомъ и водою, по мѣрѣ того, какъ каждый разжигался любовію къ Богу. Видя сіе, Зосима пріобрѣталъ весьма великую пользу, простираясь на предлежащій подвигъ. Ворота монастырскія всегда затворены, и никогда не отворялись, развѣ когда кто выходилъ, бывъ посланъ за какою нибудь общею потребностію. Мѣсто было пустынное, и не только для другихъ не входное, но и неизвѣстное міряномъ. Спустя нѣсколько, дней наступилъ святый великій постъ, а въ монастырѣ томъ былъ такой чинъ, ради котораго Богъ и Зосиму привелъ туда: въ первую недѣлю поста Пресвитеръ совершалъ св. литургію, и всѣ бывали причастниками Преч. тѣла и крови Христа Бога нашего и вкушали мало отъ постн. трапезы; потомъ собравшись въ церковь и сотворивши прилежную молитву съ колѣнопреклоненіемъ старцы лобызали другъ друга и каждый игумена, у котораго съ поклоненіемъ просили благословенія на предлежащій подвигъ и молитвы, поспѣшествующей и спутешествующей; послѣ того отверзали монастырскія ворота, и поя согласно: Господь просвѣщеніе мое – весь псаломъ до конца, исходили всѣ въ пустыню, оставляя въ монастырѣ одного брата, или двоихъ, не для того, чтобы беречь имущество, ибо въ монастырѣ томъ нечего было похищать ворамъ, но чтобы не оставить церкви безъ служенія Божественнаго, и переходили рѣку Іорданъ. Всякій несъ для себя пищу, кто сколько могъ и хотѣлъ, но умѣренную, для потребности тѣла; кто немного хлѣба, кто смоквъ, кто финиковъ, кто сочива, размоченнаго водою, иной и ничего, кромѣ своего тѣла и рубища, въ которое одѣтъ, питаясь, когда тѣло требовало, зеліями, растущими въ пустынѣ. Такъ перешедшй Іорданъ, расходились далеко другъ отъ друга, и не знали, какъ кто постится или подвизается, когда же случалось одному видѣть, что другой идетъ къ нему, тотчасъ уклонялся въ другую сторону, чтобы жить одному, поя всегда Богу, и весьма мало вкушая пищи въ уреченное время. Скончавши такимъ образомъ весь постъ, возвращались въ монастырь въ недѣлю предъ Воскресеніемъ Христовымъ, то есть Цвѣтоносную (или по настоящему вербную), имѣя каждый свидѣтелемъ труда своего свою совѣсть свѣдущую, кто что сдѣлалъ, и ничего отнюдь не спрашивалъ у другаго, какъ и какимъ образомъ совершалъ подвигъ труда. Таковъ былъ уставъ того монастыря!

Такъ и Зосима, по обычаю монастырскому, перешелъ Іорданъ, имѣя одежду, которою былъ одѣтъ и нѣсколько пищи для тѣлесной нужды, и ходя по пустынѣ, строго соблюдалъ молитвенное свое правило и во время пищи; спалъ, мало почивая склонившись къ землѣ, и сидя, гдѣ заставала его ночь; а утромъ весьма рано вставалъ, чтобы продолжать свое теченіе; онъ захотѣлъ проникнуть въ самую внутренность пустыни, надѣясь обрѣсти кого нибудь изъ отцевъ, тамъ подвизавшихся, который бы могъ ему доставить пользу, и желаніе его возрастало. Шедши дней двадцатѣ, онъ нѣсколько остановился и, обратившись къ востоку, пѣлъ шестый часъ, совершая обычныя молитвы; ибо на время правила своего онъ остановлялся, чтобы пѣть каждый часъ и творить поклоненіе; какъ увидѣлъ, во время молитвенннаго стоянія на правой сторонѣ какъ бы тѣнь человѣческаго тѣла, сперва ужаснулся, думая видѣть бѣсовское привидѣніе, и, бывши въ трепетѣ, знаменалъ себя крестнымъ знаменіемъ, но, кончивши молитву, отложилъ страхъ, обратилъ взоръ свой на полдень и увидѣлъ кто-то идетъ нагой тѣломъ, черный отъ солнечнаго загара, волосы на головѣ бѣлые какъ волна, и короткіе только до шеи. Зосима, увидѣлъ это, пошелъ въ ту сторону, радуясь радостію великою; ибо во всѣ тѣ дни не видѣлъ ни человѣка, ни другаго какого живаго существа. Увидѣвъ Зосиму издалека къ нему идущаго, видѣніе начало уходить и бѣжать въ глубину пустыни; Зосима, забывши свою старость и трудъ пути, самъ пошелъ скорѣе, чтобы настигнуть убѣгающее отъ него; одинъ гнался, другое убѣгало; однакоже Зосима бѣжалъ скорѣе, чѣмъ убѣгающее. Настигши на столько, что можно было слышать голосъ, Зосима началъ вопить со слезами, говоря:

«Почто бѣжишь отъ меня, старца грѣшнаго, рабъ истиннаго Бога, ради котораго живешь въ сей пустыни? Подожди меня недостойнаго и немощнаго, подожди въ надеждѣ воздаянія за твои труды, остановись и дай старцу молитву и благословеніе ради Бога, ни чѣмъ не возгнушавшагося».

Когда Зосима такъ говорилъ со слезами, они сблизились у одного мѣста, представлявшаго какъ бы высокій потокъ, и убѣгающее, приблизившись къ сему мѣсту, перешло на другую сторону; а Зосима, уставши и не могши бѣжать далѣе, остановился на этой сторонѣ воображаемаго потока, удвоилъ слезы и вопль свой, и рыдалъ. Тогда убѣгающее тѣло подало такой голосъ:

«Авва Зосимо! прости меня ради Господа, что не могу обратиться и показаться тебѣ, я женщина, какъ видишь, нагая, и не имѣю покрова студу тѣлесному, но если хочешь подать мнѣ, женѣ грѣшной, твою молитву и благословеніе, брось мнѣ что нибудь изъ твоей одежды, дабы прикрыть наготу мою и обратившись къ тебѣ, приму отъ тебя благословеніе».

Трепетъ и страхъ, до изступленія ума, объялъ Зосиму, когда онъ услышалъ, что его зоветъ по имени та, которая никогда его не видала и никогда объ немъ не слыхала, и сказалъ въ себѣ, если бы она не была прозорлива, не назвала бы меня по имени, и тотчасъ исполнилъ ея требованіе, снявши съ себя одежду, ветхую и раздранную, которую носилъ, бросилъ къ ней, отвернувшись отъ нея лицомъ.

Та, взявши такую одежду, покрыла ею часть тѣла своего, Которую особенно нужно было покрыть, сколько было можно, препоясавшись, и, обратившись къ Зосимѣ, сказала ему: «дли чего, Авво Зосимо, угодно тебѣ видѣть жену грѣшную? Для того ли ты не облѣнился поднять, столько труда, чтобы слышать отъ меня что либо, или чему научиться»?

Онъ же, повергшись на землю, просилъ отъ ней благословенія; но и та тоже поверглась, и оба лежали на землѣ, прося одинъ отъ другаго благословенія, и ничего отъ обоихъ не было слышно, кромѣ одного: «благослови». Послѣ нѣкотораго времени жена сказала Зосимѣ: «тебѣ, авво Зосимо, подобаетъ благословить и сотворить молитву, ибо ты почтенъ саномъ Пресвитерства, и много лѣтъ уже, предстоя святому алгарю, приносишь Господу дары Божественныхъ тайнъ». Слова сіи подвигли Зосиму еще въ большой страхъ; бывъ трепетенъ, обливаясь слезами и стена, старецъ говорилъ голосомъ утружденнымъ и изнемогающимъ: «о мать духовная? ты пріобщилась къ Богу, такъ умертвивши себя; это показаваетъ всего болѣе данное тебѣ Божіе дарованіе, что не видивши меня никогда, называешъ меня по имени, и нарекла Пресвитеромъ, и такъ ты лучше, Господа ради, благослови меня, и отъ твоего совершенства подай молитву требующему». Уступая настоянію старца, жена проговорила: «благословенъ Богъ, хотящій спасенія душамъ человѣческимъ». Зосима отвѣчалъ: аминь, и оба встали отъ земли.

«Для чего же ты, о человѣкъ Божій, пришелъ ко мнѣ грѣшницѣ? Для чего пожелалъ видѣть женщину нагую, неимѣющую ни единой добродѣтели? Впрочемъ тебя наставила благодать Св. Духа, да сотворишь нѣкую послугу тѣлу моему во время нужды. Скажи же мнѣ, отче, какъ нынѣ живутъ христіане, какъ – Цари, какъ святыя Церкви»?

Зосима отвѣчалъ: «Святыми молитвами вашими Богъ даровалъ намъ міръ крѣпкій; но исполни просьбу старца недостойнаго, и помолись, Господа ради, о всемъ мірѣ, и о мнѣ грѣшномъ, да не будетъ для меня безплодно пустынное сіе мое хожденіе».

Она же возразила: «тебѣ, авво Зосимо, какъ имѣющему священный чинъ, паче достоитъ молиться за меня и за всѣхъ, – на то ты и поставленъ; но бывъ обязаны оказывать послушаніе, сотворю и я мнѣ тобою повелѣнное».

Сказавъ сіе, она обратилась на востокъ, и, возведши очи горѣ и воздѣвши руки, начала молиться тихо, такъ, что словъ не было слышно; и Зосима ничего не понялъ, стоялъ трепетенъ, смотря въ землю, и не говоря ни слова; но клялся Богомъ – свидѣтелемъ, что когда та продолжала молитву, онъ, приподнявъ нѣсколько глаза, увидѣлъ, что она, возвысившись отъ земли на локоть, на воздухѣ стояла и молилась; отъ чего поразившись еще большимъ страхомъ, онъ повергся на землю, обливаясь слезами, и ничего не говорилъ, какъ только: Господи помилуй; и, лежа на землѣ, смущался мыслію, что это – привидѣніе или духъ, который притворяетъ молитву (т. е. притворяется молящимся). Но жена, обратившись къ нему, подняла его и сказала: «что тебѣ, авво Зосимо смущаютъ помышленія о провидѣніи, какъ бы я была духъ, и молитву притворяю? Нѣтъ, блаженный отче, молю тебя, будь увѣренъ, что я жена грѣшница, запечатлѣна святымъ крещеніемъ, но не привидѣніе или духъ, а земля, прахъ и пепелъ, и всячески плоть, не помышлявшая ни когда ничего духовнаго», и сказавши сіе, знаменала крестнымъ знаменіемъ свое чело, глаза, уста, перси, говоря, «Богъ, авво Зосимо, да избавитъ насъ отъ лукаваго и отъ ловленій его; ибо велика брань его противъ насъ».

Старецъ палъ къ ногамъ ея, говоря со слезами: «заклинаю тебя именемъ Господа нашего Іисуса Христа, истиннаго Бога, родившагося отъ Дѣвы, ради Котораго ты носишь сію наготу, и такъ умертвила свою плоть, не скрой отъ меня житія своего, но разскажи мнѣ все, чтобы открыть величія Божія, скажи мнѣ все, ради Бога; ибо скажешь не для похвалы себѣ, а чтобы дать знать о себѣ мнѣ грѣшному и недостойному; вѣрую Богу моему, Которому и ты живешъ, что для сего то я и приведенъ въ сію пустыню Богомъ, чтобы сдѣлать все извѣстнымъ о тебѣ; не въ нашей силѣ противиться судьбамъ Божіимъ; если бы Христу Богу нашему, не было угодно, чтобы ты была увѣдана, съ твоими подвигами, тебя бы мнѣ не явилъ, и меня въ толикій путь неукрѣпилъ, меня, который никогда не хотѣлъ и не могъ выдти изъ своей кельи».

Послѣ такихъ словъ Зосимы, жена подняла его и сказала: «стыжусь, отче, прости меня, стыжусь, повѣдать тебѣ студъ моихъ дѣлъ; но поелику ты видѣлъ нагое мое тѣло, обнажу тебѣ и мои дѣла, да узнаешь, какого студа и срамоты исполнена моя душа. Не для похвалы, какъ и самъ ты сказалъ, скажу тебѣ все о себѣ; что хвалиться той, которая была избраннымъ сосудомъ діаволу? Но если начну о себѣ повѣсть, ты убѣжишь отъ меня, какъ убѣгаютъ отъ змія; не вынося слышать всѣ непотребства, какія я не достойная сдѣлала; однакожъ раскажу, и ничего не умолчу, только прежде всего прошу тебя, не переставай молиться обо мнѣ, чтобы мнѣ обрѣсти милость въ день судный»?

Старецъ желалъ узнать ея жизнь и неудержимо плакалъ; Она начала повѣсть о себѣ:

«Я, отче, родилась въ Египтѣ, и будучи еще двѣнадцати лѣтъ, при жизни еще моихъ родителей, отверглась ихъ любви, и ушла въ Александрію. Какъ погубила я мое первое дѣвство, какъ начала предаваться любодѣянію, неудержимому и ненасытному, – о томъ стыжусь и помыслить, а не только что говорить; но раскажу нужнѣйшее кратко, что бы ты узналъ невоздержность плоти моей. Семнадцать слишкомъ лѣтъ провела я въ публичномъ развратѣ, и то не ради какой либо прибыли или мзды: я не хотѣла ничего прививать, что мнѣ ни давали, въ той мысли, что даромъ я больше привлеку къ себѣ для удовлетворенія плотской моей похоти. Не подумай, что я была богата и потому ничего небрала; нѣтъ я жила въ нищетѣ, и много разъ терпѣла голодъ; но разженіе имѣла ненасытное всегда валяться въ тинѣ блуда; то была мнѣ жизнь, чтобы всегда предавать безчестію свое тѣло. Такъ провождая жизнь, въ одно лѣтнее время, я увидѣла, что много людей – мужчинъ, Ливіянъ и Египтянъ, идутъ къ морю, и спросила кого то: куда это идутъ всѣ эти мужчины съ такою поспѣшностію? Мнѣ сказали: во Іерусалимъ, ради Воздвиженія Честнаго Животворящаго Креста, которое чрезъ нѣсколько дней будетъ праздноваться. Возмутъ ли, сказала я, и меня, если пойду съ ними? Если есть у тебя наемъ и пища, то есть, чѣмъ заплатить и чѣмъ питаться, то никто невоспретитъ. У меня, отвѣчала я, нѣтъ ни найма, ни пищи; но пойду и сяду во одинъ корабль съ ними; они будутъ меня кормить, а за наемъ отдамъ имъ свое тѣло. Я хотѣла идти съ ними, – прости меня отче, для того, чтобы мнѣ тѣмъ больше имѣть угодниковъ моей страсти; я уже сказала тебѣ, не принуждай меня расказывать мой студъ; ужасаюсь, видитъ Господь, что оскверняю самый воздухъ словами моими».

Зосима проливая слезы, отвѣчалъ: «говоря, ради Господа, о мать моя, говори и не прерывай повѣсти, для мена полезной». Она продолжала:

«Тотъ человѣкъ, съ которымъ я говорила, слыша безстыдство скверныхъ моихъ словъ, засмѣявшись ушелъ; а я бросивши прялицу, которую на то время при себѣ имѣла, пошла къ морю, куда шли другіе, и при морѣ увидѣла человѣкъ десять или болѣе, мужщинъ молодыхъ, которыхъ, казалось мнѣ, достаточно для моей похоти».

Много и другихъ прежде вошли въ корабль; по обычаю моему, безъ всякаго стыда вскочивши къ нимъ, я сказала: возмите и меня туда же, куда вы идете; я не буду вамъ неугодна, и, прибавивши нѣсколько другихъ скверныхъ словъ, заставила всѣхъ смѣяться; они же, видя мое безстыдство, взяли меня въ свой корабль, и мы поплыли. А что было за тѣмъ, какъ тебѣ расказать, о человѣкъ Божій! Какой языкъ изречетъ, или какое ухо вынесетъ злыя мои дѣла, бывшія на пути и въ кораблѣ! Я окаянная понуждала на грѣхъ, и кто не хотѣлъ; нѣтъ вида нечистоты, который можно или не можно высказать, и который я тогда вымышляла; повѣрь мнѣ, отче, ужасаюсь, какъ море понесло мое блуженіе! Какъ не разверзлась земля, и живую меня не погрузила въ адъ, меня, которая столько душъ уловила въ сѣть смертную! Думаю, что Богъ искалъ моего покаянія, не хотѣлъ смертъ грѣшницы, ожидалъ обращенія съ долготерпѣніемъ. Такъ мы пришли и въ Іерусалимъ; но сколько дней тамъ мы пробыли до праздника, я творила тоже, что прежде, и еще горше; недовольная юношами, бывшими со мною на кораблѣ и на пути, я собрала на свою скверну иныхъ множайшихъ, туземцевъ и чужестранцевъ. Насталъ и праздникъ Святаго Воздвиженія Честнаго Креста; а я, какъ и прежде, все обходила и уловляла души юныя. Но вотъ вижу, очень рано всѣ стекаются въ церковь; иду и я, вмѣстѣ съ другими, и прехожу съ ними въ притворъ церковный; наступилъ часъ Воздвиженія Честнаго Креста Господня, съ народомъ и я спѣшу войти въ церковь; тѣснюсь, но оттѣсняюсь и отрѣваюсь; угнетаемая, съ трудомъ многимъ и нуждою приближаюсь въ дверямъ церковнымъ и я – окаянная, но едва ступила на прагъ церковный, другіе невозбранно вошли, а я удержана какою-то Божественною силою, не пускавшею меня войти; еще было покусилась, и снова отринута; отверженная, стою одна въ притворѣ. Снова присоединяюсь въ входящимъ, и усиливаюсь войти, – и снова напрасно; какъ скоро грѣшная моя нога касалась прага, церковь всѣхъ принимала, никому невозбраняя, одну меня окаянную отвергала; какъ многочисленное войско, поставленное возбранять входъ, такъ внезапная какая-то сила возбраняла мнѣ, и я снова остаюсь въ притворѣ. Такъ три или четыре раза усиливаюсь безъ успѣха, изнемогла, а не могла уже присоединиться къ входящимъ, утрудившись самымъ тѣломъ отъ народнаго угнѣтенія. Въ стыдѣ и отчаяніи, я отошла и стала въ одномъ углу церковнаго притвора, и прихожу въ чувство, чтобы эта была за причина, которая возбраняетъ мнѣ видѣть животворящее древо креста Господня; – коснулся очей сердца моего свѣтъ разума спасительнаго, свѣтъ заповѣди Господней свѣтлой, просвѣщающей душевныя очи, и показалъ мнѣ, что тина дѣлъ моихъ возбраняетъ мнѣ входъ церковный; начинаю плакать, рыдать, бить въ перси, износить воздыханія изъ глубины сердца. Плача на мѣстѣ, на которомъ стояла, я увидѣла вверху икону Пресвятыя Богородицы, на стѣнѣ стоявшую, и не отвращая отъ ней ни глазъ, ни мыслей, говорю: «О дѣво, Владычице, родившая плотію намъ Бога-Слова! Знаю, истинно знаю, что для Тебя и не славно, и не благопріятно, что бы я, столько не чистая и скверная блудница, взирала на честную икону Твою, Пречистой Приснодѣвы Маріи, и по тѣлу и по душѣ чистой и нескверной; праведно мнѣ блудницѣ быть возненавиденной и омерзѣнной отъ твоей дѣвственной чистоты; но, я слышала, что Богъ, Котораго Ты родила, для того и сдѣлался человѣкомъ, чтобы призвать грѣшниковъ на покаяніе, помоги мнѣ, которая одна и не имѣю ни отъ кого помощи; повели, чтобы и мнѣ не былъ возбраненъ входъ въ церковь, не лиши меня видѣть честное древо, на которомъ плотію пригвоздился Богъ, рожденный Тобою, и давшій кровь свою за мое избавленіе; повели, о Владычице, да и мнѣ недостойной отверзутся двери къ поклоненію Божественнаго Креста, и будь мнѣ поручицею достовѣрнѣйшею предъ Рожденнымъ изъ Тебя, что я отселѣ уже не буду осквернять моего тѣла никакимъ нечистымъ руганіемъ блужевія, но узрѣвъ Святое крестное древо Сына Твоего, отвергнусь міра и всего, что въ мірѣ, и тотчасъ войду, куда поведешь Ты Сама, какъ поручица моего спасенія».

«Сказавши сіе, я какъ, бы получила нѣкое извѣщеніе, разожглась вѣрою, укрѣпилась надеждою на благоутробіе Богородицы, двинулась съ мѣста, на которомъ молилась, снова присоединилась къ входящимъ въ церковь, и уже никто меня не отрѣвалъ, никто не возбранялъ мнѣ дверей, ведущихъ въ церковь; меня объялъ страхъ и ужасъ, я вся трепетала и тряслась; достигши дверей, которыя доселѣ были для меня затворены, я безъ труда вошла внутрь церкви – въ Святая Святыхъ, сподобилась видѣть древо Честнаго и Животворящаго, Креста, узрѣла тайны Божія, съ какою готовностію Господь принимаетъ кающихся; падши на землю, поклонилась честному древу крестному, и, облобызавъ оное со страхомъ, вышла, поспѣшивъ къ Поручицѣ моей, и пришедши на мѣсто, гдѣ было Ея изображеніе – икона Ея Святая, и поклонившись на колѣна предъ Нею, проговорила: «О Присноблаженная Дѣво, Владычице, Богородице! Ты являешь на мнѣ преблагое Твое человѣколюбіе, Ты не гнушаешься недостойной моей молитвы; я видѣла славу, которую видѣть я блудная вправду была недостойна, славу Богу, ради Тебя пріемлющаго покаяніе грѣшныхъ! Что же мнѣ грѣшной болѣе думать или говорить? Время уже, Владычице, мнѣ исполнить то, что я обѣщала за Твоимъ поручительствомъ; и такъ наставь меня нынѣ, куда Тебѣ угодно; будь мнѣ отъ нынѣ учительницею спасенія; руководи меня на пути покаянія». Едва я это выговорила, слышу гласъ изъ далеча: «если перейдешь Іорданъ, обрящешь покой добрый». Услышавши этотъ гласъ, и увѣровавши, что онъ для меня, я со слезами воззвала, смотря на икону Богородицы: «Владычице, Владычице Богородице»! Не оставь меня! «И за тѣмъ я вышла изъ церковнаго притвора, и шла скоро, кто-то подаетъ мнѣ три монеты, примолвивъ: возми это, о мати! Я взяла и купила за нихъ три хлѣба; спросивши у хлѣбопродавца, которая дорога къ Іордану и узнавши городскія ворота въ ту сторону, вышла и побѣжала въ слезахъ. Навѣдываясь о дорогѣ у встрѣчныхъ, я весь день шла. Честный, святый крестъ Христовъ видѣть я сподобилась около третьяго (по нашему девятаго) часа дня; но солнце уже къ западу склонялось, когда я достигла церкви Іоанна Крестителя; поклонившись ей, я тотчасъ сошла на Іорданъ, умыла святою водою его руки и лице, пошла въ церковь и причастилась въ ней пречистыхъ и животворящихъ таинъ Христовыхъ; потомъ съѣла половину хлѣба, напилась Іорданской воды, и ночь проспала на землѣ. Рано утромъ въ небольшомъ кораблѣ перевезлась на ту сторону Іордана, и, снова помолившись наставницѣ моей Богородицѣ, да наставитъ меня, куда ей самой благоугодно, прошла сію пустыню, и оттолѣ даже до нынѣ, удаляясь и бѣгая всѣхъ, здѣсь водворилась, чая Бога спасающаго мя, обратившуюся къ Нему, отъ пренемоганія души и бури».

Сколько лѣтъ, о госпожа моя, спросилъ ее Зосима, какъ ты водворилась въ сей пустынѣ? Она отвѣчала: «думаю, лѣтъ сорокъ семь, какъ я вышла изъ Святаго града»?

Чтожъ у тебя есть для пищи? «Перешедши Іорданъ я принесла съ собою полтретья хлѣба; мало по малу они засохли и окаменѣли; вкушая ихъ по немногу, нѣсколько лѣтъ, я ихъ кончила». Какъ же ты провела столько времени въ безопасности, что невозмутила тебя никакая противная перемѣна?

Ты коснулся такого вопроса, сказала Марія, о которомъ я ужасаюсь говорить; если вспомню, какія бѣды я перенесла, и какія лютыя помыслы меня смущали; боюсь, чтобы они снова необъяли меня.

Ничего не оставляй, сказалъ Зосима, не расказавъ мнѣ; однажды уже просилъ я, чтобы ты мнѣ все подробно открыла.

«Вѣрь мнѣ, авво Зосимо, что семнадцать лѣтъ въ сей пустынѣ я боролась съ моими безумными похотями, какъ съ звѣрями лютыми: хочу поѣсть – желаю мясъ и рыбъ, какія имѣла въ Египтѣ; желаю и вина любимаго; будучи въ мірѣ, я много вина пила, а здѣсь и воды не имѣю, – томимая я лютою жаждою, я очень страдала, бывало желаніе и блудныхъ пѣсней, которое сильно смущало и понуждало пѣть бѣсовскія пѣсни, мнѣ извѣстныя и привычныя; но тотчасъ заливаясь слезами и бія въ перси, я вспоминала свои обѣты, какія дала, убѣгая въ сію пустыню; обращалась мыслію къ иконѣ поручицы моей, Пречистой Богородицы, плакалась предъ Нею, и молила отогнать отъ меня помыслы такъ смущавшія окаянную мою душу; послѣ довольнаго и усерднаго біенія въ перси, я видѣла свѣтъ, который отовсюду осіавалъ меня, и наставала тишина послѣ треволненія. Могу-ли повѣдать тебѣ помыслы порѣваемыя меня паки на блудъ? Внутри сердца моего страстнаго возгарался огнь, отвсюду палилъ меня и понуждалъ къ желанію смѣшенія. При такихъ помыслахъ я повергалась на землю, обливалась слезами, думала видѣть предъ собою споручицу мою, судящую мое преступленіе, грозящую за преступленіе мученіемъ, и день, и ночь не вставала отъ поверженія на землю, пока не осіявалъ меня сладкій оный свѣтъ и не отгонялъ помысловъ, меня смущавшихъ. Очи мои я возводила къ моей споручицѣ, непрестанно прося помощи мнѣ бѣдствующей въ пустынной пучинѣ, и дѣйствительно имѣла въ Ней себѣ помощницу и поспѣщницу въ покаяніи. Такъ провела я семнадцать лѣтъ, пострадавши безчисленныя бѣды. Но оттолѣ до нынѣ помогаетъ мнѣ во всемъ Богородица, и во всемъ руководитъ меня».

Зосима еще спросилъ: не нуждалась ли ты въ пищѣ и одеждѣ?

«Кончивши свои хлѣбы, отвѣчала она, въ теченіи семнадцати лѣтъ, я питалась зеліемь, какое можно найти въ этой пустынѣ; а одежда, какую я принесла изъ за Іордана, отъ ветхости истлѣла, и я терпѣла великую нужду отъ холода и зноя; зноемъ была опаляема, зимою омерзаема; трясясь много разъ падала на землю, какъ бездушная и лежала не движима; боролась со многими, различными, безмѣрными бѣдами и искушеніями. Но оттолѣ и до нынѣ многообразная сила Божія соблюдала грѣшную мою душу и смиренное тѣло; помыслю только, отъ какихъ золъ избавилъ меня Господь и въ надеждѣ спасенія моего обрѣтаю неистощимую пищу; питаюсь и покрываюсь глаголомъ Божіимъ, содержащимъ всяческая; ибо не о хлѣбѣ единомъ живъ будетъ человѣкъ. Кто не имѣетъ покрова, говоритъ писаніе, въ каменіе облекается, кто только совлекается грѣховнаго одѣянія».

Слыша, что приводитъ слова изъ Моисея, пророковъ, псалмовъ – Зосима спросилъ: училась ли ты псалмамъ и другимъ книгамъ? Улыбнувшись, она отвѣчала; «вѣрь мнѣ, человѣкъ, что я, какъ только перешла Іорданъ, не видала до ньнѣ никого, кромѣ тебя, ни человѣка, ни звѣря, ни инаго какого животнаго; а книгамъ, никогда не училась, ни слышала кого либо читающаго или поющаго: но слово Божіе живо и дѣйственно учитъ человѣка разуму».

«Это конецъ моей о себѣ повѣсти. Теперь заклинаю тебя воплощеніемъ слова Божія молиться за меня блудницу»

Когда она все это изрекла и кончила свое слово, старецъ бросился ей поклониться и со слезами возопилъ: «благословенъ Богъ, показавшій мнѣ, что Онъ даруетъ боящимся Его! Воистинну неоставляешъ Ты, Господи, взыскующихъ Тебя»; но она не давши старцу совершенно поклониться, сказала ему: «все, что ты, отче, слышалъ, заклинаю тебя Iисусомъ Христомъ, Богомъ Спасителемъ нашимъ, никому не говори, пока Богъ не возметъ меня отъ земли; а нынѣ съ миромъ – отыди; въ грядущее лѣто снова увидишь меня, Божіей хранящей насъ благодати; но сдѣлай, молю ради Господа, что теперь скажу: въ постъ грядущаго лѣта Іордана не переходи какъ есть обычай дѣлать въ вашемъ монастырѣ». Зосима дивился, слыша, что она и сказываетъ и чинъ монастырскій, и ничего иного не говорилъ, кромѣ: Слава Богу, дающему великая любящимъ Его!. «Итакъ, продолжала она, останься, авво, въ монастырѣ; да еслибы ты и захотѣлъ выдти, это для тебя будетъ не возможно; во святый же великій четвертокъ, въ вечеръ таинственной Христовой вечери, возьми отъ животворящаго тѣла и крови Христа Бога нашего во святый сосудъ, достойный таковаго таинства, принеси и подожди меня на той сторонѣ Іордана, что близъ мірскаго селенія; я приду и причащусь животворящихъ даровъ, ибо съ того времени, какъ причастилась въ предтеченской церкви предъ переходомъ за Іорданъ, до нынѣ я не пріобщалась сей святыни, нынѣ же усердно ея желаю, и молю тебя не презрѣть моей просьбы, но непремѣнно привести мнѣ божественное сіе таинство въ ту же пору, какъ Господь сдѣлалъ своихъ учениковъ причастниками Божественной своей вечери. А Іоанну, игумену монастыря, въ которомъ живетъ, скажи: внимай себѣ и стаду твоему; «есть многое, что тамъ дѣлается, что требуетъ исправленія; однакожъ хочу, чтобы ты сказалъ ему это не нынѣ, а когда Господь повелитъ тебѣ». Сказавши сіе и испросивши у старца молитвъ себѣ, она ушла во внутреннюю пустыню а Зосима, поклонившись до земли, цѣловалъ мѣсто, на которомъ стояли стопы ногъ ея, и давъ славу Богу, возвратился, хваля и благословляя Христа Бога нашего. Пройдя пустыню пришелъ въ монастырь, когда обыкновенно возвращались братіа, въ немъ жившіе, и въ то лѣто умолчалъ все, не смѣлъ никому сказать что видѣлъ; но въ себѣ молилъ Бога снова показать ему желаемое лице, скорбѣлъ и тужилъ при мысли о продолжительности годичнаго срока; желалъ, чтобы цѣлый годъ сократился въ день, если бы это было возможно.

Годъ прошелъ; пришла первая недѣля великаго поста; по обычаю и чину монастырскому прочіе всѣ братія съ пѣніемъ вышли въ пустыню; а Зосима горѣлъ недугомъ, и крайность заставила его остаться въ монастырѣ. Тогда вспомнилъ онъ, что сказала Преподобная: еслибы ты и захотѣлъ выдти изъ монастыря, не возможно будетъ. Впрочемъ послѣ нѣсколькихъ дней онъ всталъ отъ недуга, и пребывалъ въ монастырѣ. Когда же братія возвратились и приближался вечеръ таинственной вечери Христовой, тогда Зосима исполнилъ завѣщанное ему: вложилъ въ малую чашу Пречистаго тѣла и крови Христа Бога нашего, и въ кошницу взялъ не много смоквъ сушеныхъ, финиковъ и сочива, размоченнаго въ водѣ, и въ поздній вечеръ пошелъ и сѣлъ на берегу Іордана, ожидая Преподобной. Сватая медлила, но Зосима ни воздремнулъ, а все смотрѣлъ въ пустыню, ожидая увидѣть, чего усердно желалъ. Сидя же говорилъ самъ себѣ: что если мое недостоинство возбранило ей притти, или она пришедши и не нашедши меня, возвратилась? Помышляя такъ и прослезился и, возведши очи на небо, молился, говоря: не лиши Меня, Владыко, опять увидѣть то лице, которое видѣть ты меня сподобилъ, чтобы мнѣ не уйти тощимъ, въ обличеніе грѣховъ моихъ. Помолившись со слезами, перешелъ къ другой мысли, говоря въ себѣ: что будетъ, если и придетъ? Корабля нѣтъ; какъ же ей перейти Іорданъ и придти ко мнѣ недостойному? Увы моему не достоинству! Увы мнѣ! Кто лишитъ меня такого счастія! При такомъ размышленіи старца, вотъ Преподобная пришла и остановилась на той сторонѣ рѣки, откуда шла. Зосима всталъ, радовался, веселился и славилъ Бога, – но еще боролся мыслію, какъ ей перейти Іорданъ, и увидѣлъ, что она, знаменавши Іорданъ крестнымъ знаменіемъ, (луна тогда свѣтила всю ночь), вмѣстѣ съ тѣмъ взошла на воду, и шла къ нему, идучи поверхъ воды. Онъ хотѣлъ ей поклониться, но она бывши еще на водѣ, возбранила ему то, сказавъ: «что ты дѣлаешь, авво, будучи священникъ, и нося Божественныя тайны»? Онъ послушался говорившей, и она сшедши съ воды, сказала старцу: «благослови, отче, благослови»! Зосима съ трепетомъ – ибо ужасъ объялъ его отъ столь дивнаго видѣнія – отвѣчалъ; воистинну не ложенъ Богъ, обѣщавшій уподобить себѣ тѣхъ, кто по силѣ своей очищаетъ себя; слава Тебѣ, Христе Боже нашъ, показавшій мнѣ чрезъ сію рабу Твою, какъ я отстою отъ мѣры совершенства! Когда онъ говорилъ, она просила его читать Сѵмволъ Св. Вѣры: Вѣрую во единаго Бога и молитву Господню: Отче нашъ, иже еси на небесѣхъ, и, по окончаніи молитвы, Святая причастилась пречистыхъ и животворящихъ Христовыхъ таинъ, и по обычаю цѣловала старца; потомъ воздѣвши руки на небо вздохнула, прослезилась и возопила: «нынѣ отпущаеши рабу твою, Владыко, по глаголу твоему, съ миромъ, яко видѣста очи мои спасеніе Твое; и сказала старцу: прости, авво Зосимо, но и еще исполни мое желаніе: теперь иди въ монастырь свой, будучи хранимъ Божіимъ миромъ, въ будущее жъ лѣто приди опять на тотъ же потокъ, гдѣ первоначально мы бесѣдовали, приди жъ, приди, ради Господа; и опять меня увидишь, какъ хощетъ Господь». Онъ же отвѣчалъ ей: хотѣлъ бы; если бы возможно было, всюду слѣдовать за тобою, чтобы всегда зрѣть честное твое лице; но молю исполнить одно; чего у тебя проситъ старецъ: вкуси не много отъ пищи, мною сюда принесенной; и при словахъ сихъ показалъ ей, что принесъ въ кошницѣ. Коснувшись краями перстовъ сочива, и взявши три зерна, принесла въ свои уста сказавъ: сего довольно для духовной благодати, сохраняющей естество души несквернымъ, и потомъ къ старцу: моли Господа обо мнѣ, отче мой, моли, поминая всегда мое окаянство; онъ, поклонившись къ ногамъ ея, просилъ ее молиться Богу о Церкви; о царяхъ и о немъ; испросивъ сего со слезами, отпустилъ ее; самъ стена и рыдая; ибо не могъ долго удерживать ее, да, еслибы и хотѣлъ, не могъ; ибо была не удержима. Она же снова знаменавши Іорданъ, перешла его поверхъ воды; какъ прежде; и старецъ возвратился, будучи одержимъ и радостію и страхомъ, укоряя себя и жалѣя, что неузналъ имени Преподобной, но надѣялся получить то въ будущее лѣто.

Прошло лѣто. Зосима опять пошелъ въ пустыню; исполнивши все по обычаю, и спѣшилъ къ предивному своему видѣнію. Прошедши долготу пустыни, и достигши нѣкоторыхъ знаковъ, показывавшихъ искомое мѣсто, онъ озирался и вправо и влѣво, и всюду устремлялъ глаза, какъ искусный ловчій; чтобы усмотрѣть желаемый ловъ. Когда же нигдѣ не видѣлъ ничего движущагося, началъ обливаться слезами, и возведши очи на небо, молился Богу говоря: «покажи мнѣ, Господи сокровище Твое некрадомое, которое Ты скрылъ въ этой пустынѣ; покажи мнѣ, молюсь Тебѣ, во плоти Ангела, съ которымъ сравниться недостоинъ весь міръ». Такъ моляся, дошелъ онъ до мѣста, означавшаго потокъ, и остановившись на берегу его, увидѣлъ на восточной сторонѣ Преподобную, лежащую мертвою; руки, какъ слѣдовало, сложены, лице обращено на востокъ; пришедши къ ней старецъ умывалъ слезами ноги блаженной, не дерзая касаться никакой другой часта тѣла; много плакавъ и, прочитавъ псалмы приличные времени и обстоятельству, совершилъ молитву погребенія и сказалъ себѣ: угодно ли будетъ блаженной, чтобы я похоронилъ ея тѣло; и видитъ писаніе, изображенное на землѣ у ея главы: «погреби, авво Зосимо, на семъ мѣстѣ тѣло смиренной Маріи, – и отдай персть персти, и молись Господу за меня, представльшуюся мѣсяца фармуѳія по Египетски, а по Римски – апрѣля въ первый день, въ самую ночь спасительной Христовой страсти, по причащеніи Божественной тайной вечери». Прочитавши это писаніе, старецъ сперва помыслилъ: кто же это писалъ? ибо она сама говорила что писать не умѣетъ; но весьма обрадовался, что узналъ имя Преподобной. Узналъ также, что Преподобная, причастившись Божественныхъ Таинъ у Іордана, тотчасъ нашлась на томъ мѣстѣ, на которомъ и преставилась: куда онъ шелъ двадцать дней, Марія перешла въ одинъ часъ и тогда же отошла къ Богу. Славя Бога и омочая слезами землю и тѣло Преподобной, старецъ сказалъ себѣ: время уже, о старче Зосимо, совершить тебѣ повелѣнное; но какъ же ты окаянный, не имѣя въ рукахъ ничего, выроешь могилу? Сказавши сіе, увидѣлъ не вдалекѣ малое деревцо, брошенное въ пустыни, которое взялъ и началъ копать, но земля была суха, и не слушалась трудившагося старца, который копалъ обливаясь потомъ и ничего не успѣвалъ и тяжело вздыхалъ изъ глубины души; но вотъ видитъ, что возлѣ тѣла Преподобной стоитъ большой левъ и лижетъ ея ноги; старецъ затрепеталъ, боясь звѣря и вспомнивъ сказанное блаженною, что она никогда невидала звѣрей; но, ознаменовавши крестнымъ знаменемъ, вѣровалъ, что силою лежащей будетъ сохраненъ безъ вреда. Левъ началъ тихо подходить къ старцу, ласкаясь въ нему своими движеніями, и какъ бы цѣлуя; старецъ сказалъ ему: «звѣрь, вотъ эта Великая повелѣла мнѣ погребсти ея тѣло; но я старъ, не могу вырыть могилы, да нѣтъ у меня и орудій для этого; а возвратиться въ обитель, чтобы оттуда принесть, не могу по такому разстоянію; вырый ты, своими когтями и предамъ землѣ тѣло Преподобной». Выслушавъ это, левъ тотчасъ выкопалъ передними ногами яму на столько, что можно было скрыть погребаемое тѣло. Старецъ опять омыль слезами ноги Преподобной, и помолившись ей молиться за всѣхъ, покрылъ землею тѣло ея, нагое, неистлѣвшее, кромѣ той ветхой, раздранной, брошенной прежде имъ одежды, которою Марія покрыла тогда нѣкоторыя части своего тѣла. Послѣ сего удалились оба – левъ пошелъ тихо, какъ овца, во внутреннюю пустыню, а Зосима домой возвратился, благословляя и хваля Христа Бога нашего.

Пришедши въ монастырь, онъ разсказалъ о Преподобной сей Маріи всѣмъ монахамъ, ничего не скрывъ, все, что видѣлъ и слышалъ отъ ней; всѣ слышавшіе величія Божія дивились, со страхомъ, вѣрою и любовію творили память, и почитали день преставленія преподобной Маріи. Игуменъ Іоаннъ, нашедши въ монастырѣ, что по слову Преподобной, требовало исправленія, исправилъ при помощи Божіей. Зосима, поживши богоугодно до ста лѣтъ, кончилъ въ томъ же монастырѣ жизнь временную, и отошелъ на вѣчную – къ Господу; монахи того монастыря не написали подобной повѣсти о препод. Маріи, но, перенимая одинъ отъ другаго изъустно, разсказывали оную желавшимъ слышать, – и такъ она оставалась ненаписанною. Но я, говоритъ св. Софроній, принявъ не писанное, изложивъ то въ писанной повѣсти. Если же кто съ лучшими свѣдѣніями и описалъ житіе Преподобной, я того не знаю; но я, сколько могъ, написалъ по моей силѣ, предпочитая всему истину повѣсти. Богъ, творяй предивныя чудеса, и воздаяй многими дарами съ вѣрою прибѣгающимъ къ Нему, да дастъ мзду пріобрѣтающихъ себѣ пользу отъ сей повѣсти слушающимъ или читающимъ оную, равно какъ и потщавшемуся передать повѣсть сію въ писаніи, и да сподобитъ ихъ благой части сей Маріи со всѣми, богомысліемъ и подвигами благоугодившими Ему отъ вѣка. Дадимъ и мы славу Богу-Царю вѣчному, да и насъ Онъ сподобитъ обрѣсти милость въ день судный о Христѣ Іисусѣ Господѣ нашемъ, Которому подобаетъ всякая слава, честь и держава и поклоненіе со Отцемъ и Пресвятымъ и Животворящимъ Духомъ, нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь.



Рукопись эта доставлена въ Редакцію священникомъ г. Лебедяни (Тамбовской епархіи) о. Трофимомъ Колаисовскимъ.



«Тамбовскія Епархіальныя Вѣдомости». 1877. № 7. Ч. Неофф. С. 209-230.

На главную