Безпримѣное по своимъ поэтическимъ достоинствамъ, глубокое по содержанію и необычайное по силѣ впечатлѣнія произведеніе св. Андрея Критскаго, извѣстное подъ именемъ покаяннаго канона, вполнѣ соотвѣтствуетъ чувствамъ кающейся души грѣшника. Когда-то св. писатель этого канона переживалъ самъ настроеніе перехода отъ грѣховной жизни къ святой, и что самъ чувствовалъ, то и записалъ на память грядущихъ поколѣній. Вотъ почему такъ глубоко-правдиво и назидательно все содержаніе этого великаго творенія древности для всѣхъ людей, для всего христіанскаго міра. Но, думается, для русскаго человѣка и русскаго народа, послѣ грековъ, на языкѣ которыхъ этотъ канонъ написанъ, онъ наиболѣе понятенъ и наиболѣе отвѣчаетъ запросамъ сердца. Есть что-то чудное, неуловимое въ самыхъ мотивахъ этихъ священныхъ пѣснопѣній и чтеній и въ самой обстановкѣ, среди которой они читаются и поются въ церкви.

Еще такъ недавно миновала масляница. Только что кончилось разгульное полуязыческое веселье, и непосредственно вслѣдъ за нимъ мелодичный звонъ колокола напоминаетъ каждому вѣрующему, что есть иной міръ и иные интересы. Спѣша съ мірскаго торжища на этотъ молитвенный призывъ, православный христіанинъ невольно полагаетъ на себѣ крестное знаменіе, а по приходѣ въ церковь и при слышаніи великопостной молитвы умиляется душою и забываетъ думать о мірѣ. Всякое человѣческое сердце и всякая душа христіанская находитъ въ этомъ себѣ великое утѣшеніе, внимая голосу Отчему. Невольно исторгается изъ глубины души молитвенвый возгласъ къ Отцу всѣхъ словами: «Помощникъ и Покровитель»! и затѣмъ – «Откуду начну плакати окаяннаго моего житія дѣяній»? Непередаваема сила впечатлѣнія этихъ словъ. Оно понятно только кающемуся.

Содержаніе покаяннаго канона вполнѣ отвѣчаетъ и изображеніямъ, которыя видитъ предъ собою взоръ молящагося. Церковь Ветхозавѣтная и Новозавѣтная, въ лицахъ представленная на иконахъ, объясняется и восполняется читаемыми Священникомъ словами канона. Невольно думаешь, что будто собрались сюда, въ эти дни, праведные и грѣшные всего подзаконнаго міра, за всѣ эти тысячелѣтія еврейской исторіи и за все продолженіе необычайнаго подъема религіознаго чувства въ исторіи Евангельской и, вмѣстѣ съ кающимся грѣшникомъ, переживаютъ минувшее. Воскресаютъ въ сознаніи десятки вѣковъ и невольно предносится мысль, что человѣкъ всегда былъ одинъ и тотъ же и что нужно только покаяніе для приближенія къ Богу. Церковь прежде всего вспоминаетъ паденіе человѣка, это печальнѣйшее событіе въ исторіи человѣчества. Прекрасно выражена эта мысль въ синаксарѣ на недѣлю Мытаря и Фарисея: «Мысль убо святымъ нашимъ отцемъ, говорится здѣсь о богослуженіи великопостномъ, вкратцѣ все елико о насъ Божія благодѣянія изначала вспомянути, и на воспоминаніе всѣмъ изложити, како отъ него создани быхомъ и отъ пищи райскія изгнахомся, и данную намъ ко обученію заповѣдь отвергше, и отвержени быхомъ завистію первозлобника змія и врага, низложеннаго за гордость. И како пребывахомъ отвержениотъ благихъ и отъ діавола водими». Исторія этого сатанинскаго участія въ судьбѣ людей и служитъ постепенно раскрываемымъ предметомъ покаяннаго канона. Правда, здѣсь нѣтъ строгой, логически опредѣленной системы, но у чувства вообще нѣтъ логики.

Св. писатель канона напоминаетъ грѣшной душѣ, послѣ грѣхопаденія Адама и Евы, – (вѣчный, всегда повторяющійся сладкій помыслъ, источникъ всякой грѣховности), – напоминаетъ объ убійствѣ Каиномъ Авеля, говоря, что душа подражала отцеубійцѣ. Вспоминаетъ исторію Ноя и сравниваетъ душевное настроеніе грѣшника съ утонувшими «въ потопѣ погруженія». Вспоминаетъ Лота и совѣтуетъ душѣ, по его примѣру, бѣжать Содома и Гоморры и спасаться въ Сигорѣ. Вспоминаетъ Авраама и указываетъ на его примѣръ, совѣтуя грѣшной душѣ выйти изъ грѣховной земли Харрана и идти въ землю наслѣдія. Вспоминаетъ Іакова и лѣствицу восхожденія грѣховной души, совѣтуетъ подражать страдавшему во рвѣ Іосифу; Моисею, терпѣвшему лишенія за неблагодарный родъ Еврейскій; Іисусу Навину; припоминаетъ землю обѣтованную, Іова на гноищѣ, грѣхъ Авессалома, грѣхи Соломона, жестокость Ровоама, прокаженіе Озіи, стенаніе Езекіи, покаяніе Манассіи, Ниневитянъ во вретищѣ, цѣлый сонмъ ложныхъ пророковъ, Іеремію, плачущаго о Сіонѣ, Даніила во рвѣ львиномъ. «Моисеево приведохъ ти міробытіе, – говоритъ далѣе св. писатель, обращаясь къ душѣ грѣшника, и отъ того все ветхозавѣтное писаніе, повѣдающе тебѣ праведная и неправедная: иже вторыя, о душе, подражала еси, а не первыя, въ Бога согрѣшивши». Припоминается здѣсь другое прекрасное мѣсто, изъ посланій Апостольскихъ, гдѣ, послѣ своей рѣчи о силѣ вѣры и перечисленія ветхозавѣтныхъ лицъ, ею водимыхъ въ жизни, Апостолъ языковъ говоритъ, что они вѣрою побѣдиша царствія, содѣяша правду, получиша обѣтованія, заградиша уста львовъ, угасиша силу огненную, избѣгоша острія меча, возмогоа отъ немощи, быша крѣпцы въ бранехъ, обратиша въ бѣгство полки чуждыхъ: иніи же избіени быша, друзіи каменіемъ побіени быша, претрени быша, искушены быша, убійствомъ меча умроша: проидоша въ милотехъ, и въ козіихъ кожахъ, лишены, скорбяще, озлоблени: Ихже не бѣ достоинъ весь міръ, въ пустыняхъ скитающеся и въ горахъ и въ вертепахъ и въ пропастехъ земныхъ. Тѣмже убо и мы толикъ имуще обдержащъ насъ обликъ свидѣтелей, гордость всяку отложше и удобь обстоятельный грѣхъ, терпѣніемъ да тчемъ на предлежащій намъ подвигъ, взирающе на начальника вѣры и совершителя Іисуса (Евр. XI, 33-39, XII, 1-2). Разница между приведеннымъ текстомъ Апостольскаго Посланія и напоминаніями канона только въ томъ, что Ап. Павелъ беретъ одну положительную сторону, говоритъ о подвигахъ ветхозавѣтныхъ праведниковъ, приведшихъ ихъ къ спасенію, а св. Андрей рядомъ съ добрыми дѣяніями ставитъ грѣхи и паденія, показывая, какъ ветхозавѣтный человѣкъ освобождался отъ власти сатаны и путемъ покаянія шелъ къ жизни вѣчной.

Отъ ветхозавѣтной исторіи обращаясь далѣе къ событіямъ и лицамъ новозавѣтнымъ, св. писатель канона припоминаетъ спасеніе волхвовъ, пришедшихъ поклониться Новорожденному, искушеніе Христа и совѣтуетъ грѣшной душѣ избѣгать «ловленія діавола»; вспоминаетъ Ирода, увязшаго въ беззаконныя сѣти Иродіады, Предтечу, ушедшаго въ пустыню; Силоамскій источникъ уподобляетъ источнику слезъ; вспоминаетъ Петра, спасеннаго среди пучины волнъ, гордость Фарисея и смиреніе Мытаря; блуднаго сына, призваннаго къ покаянію Богомъ Отцемъ; помилованіе блудницы, исцѣленіе разслабленнаго и воскресеніе мертвыхъ, словомъ все великое Божіе милосердіе, ободряющее грѣшника къ покаянію. Христосъ Самъ принялъ на Себя человѣческій образъ, уничиживъ Себя даже до смерти и потому какъ бы ни былъ кто-нибудь грѣшенъ, не будетъ отвергнутъ въ своемъ раскаяніи.

Вотъ уроки минувшаго, призывающіе грѣшника къ покаянію и обращенію. Сколько грѣховъ совершено впродолженіе іудейской исторіи, и однакожъ, при искреннемъ раскаяніи согрѣшавшихъ, они покрыты, ради искупительныхъ заслугъ Богочеловѣка, милосердіемъ Божіимъ. Это – заключительная мысль исторической половины канона.

Но св. писатель не останавливается на ней. Введя грѣшника въ область минувшаго, онъ беретъ его не одинокимъ, а – вмѣстѣ со всею видимой природой. Прежде всего онъ уподобляетъ грѣховную жизнь разрушительному дѣйствію внѣшнихъ стихій. Вліяніе грѣховъ на душу человѣка онъ сравниваетъ съ бурей на морѣ, при которой гибнетъ утлая ладья человѣческой жизни. Волны прегрѣшеній, по его словамъ, покрываютъ грѣшника такъ же, какъ нѣкогда морскою волною было покрыты тристаты Египтянъ. Далѣе – грѣховную жизнь сравниваетъ съ пламенемъ, въ которомъ человѣкъ горитъ вмѣстѣ со своими страстными помыслами; душевное настроеніе уподобляетъ болѣзни организма со всѣми ея разрушительными послѣдствіями и грѣховною смертью, къ которой страстьми погребенъ первозданный образъ. Одежда богоподобія раздранная, оскверненная снята съ тѣла и замѣнена другою, сотканною зміемъ, – одѣяніемъ студа, сшитымъ изъ смоковничныхъ листьевъ. Внутреннее душевное одѣяніе замѣнено внѣшнимъ украшеніемъ тѣла. Внутреннее богатство растрачено по частямъ, наступилъ голодъ, и въ немъ виновенъ самъ грѣшный человѣкъ, убивающій душу. Истративъ духовное богатство, онъ сдѣлался рабомъ грѣха и ставить рамена подъ тяжесть беззаконія.

Таково раскрытіе общей мысли канона о грѣховности души человѣческой. Считая жизнь грѣшной души ночью заблужденій, св. Андрей молится о томъ, чтобы Господь размягчилъ и исцѣлилъ раны грѣховныя, и съ тѣмъ вмѣстѣ убѣждаетъ грѣшника возстать на встрѣчу Господу – Избавителю. «Приближается, душе, конецъ, приближается, – пишетъ онъ въ канонѣ, – и не радиши, ни готовишися, время сокращается, возстани, близъ при дверехъ небесный судія есть: яко соніе, яко цвѣтъ, время житія течетъ: что всуе мятемся».

Послѣдняя мысль можетъ быть поставлена въ параллель со взглядомъ на міръ древне-еврейскаго мудреца, который писалъ, что «все суета и томленіе духа». Но взглядъ св. Андрея разнится отъ мысли ветхозавѣтнаго писателя тѣмъ, что происходитъ не изъ безнадежной древне-еврейской жизни, истомившейся въ ожиданіяхъ Искупителя, а скорѣе напоминаетъ другой голосъ, который слышенъ былъ на зарѣ новозавѣтной исторіи въ пустынѣ, на берегахъ Іордана. Какъ странно, что и чрезъ двѣ тысячи лѣтъ этотъ голосъ можетъ быть названъ «гласомъ вопіющаго въ пустынѣ» и почти черезъ полторы тысячи лѣтъ напоминаніе о томъ, что мы всуе мятемся, найдетъ себѣ жизненное оправданіе.

Но звавшій въ пустынѣ проповѣдью о покаяніи и крещеніемъ въ водѣ Іорданской приготовлялъ людей къ принятію Искупителя и началу новой жизни. И нынѣ покаянный канонъ не можетъ быть названъ пѣснью смерти; онъ – тоже пѣснь жизни и надежды на лучшее будущее при взглядѣ и оцѣнкѣ минувшаго. Это чувствуетъ и понимаетъ каждый, при слышаніи канона. Мысль о воскресеніи, о днѣ послѣ ночи, объ обновленіи и очищеніи водою и духомъ, о купели крещенія слышится во всякомъ словѣ канона, рядомъ съ рѣшительнымъ воззваніемъ пустыни: «покайтеся и предочиститеся». Невольно думаешь, что какъ-бы ни тяжки были грѣхи, какъ бы ни огрубѣла человѣческая душа, даже до отсутствія слезъ раскаянія, – все равно – молитва приведетъ ко Христу, Который дастъ и покаяніе и слезы.

Въ этомъ случаѣ – полная параллель между историческими основаніями раскаянія, къ которому располагаютъ всѣ прощенные Христомъ въ ветхомъ завѣтѣ люди и побужденіями, заимствованными изъ внѣшней природы, гдѣ на ряду съ разрушеніемъ идетъ созиданіе. Разслабленный возставленъ, умершій воздвигнутъ съ одра смерти, и каждый грѣшникъ имѣетъ надежду, подъ условіемъ покаянія, избавиться отъ тяготы грѣховной для начала новой жизни. Мысль свѣтлая – уже новозавѣтнаго періода – и на ней зиждется все содержаніе канона. Она близко подходитъ къ положеніямъ, высказаннымъ въ словѣ Златоуста на день св. Пасхи: «аще кто по шестомъ часѣ достиже, ничтоже да сумнится, яко ничимже отщетѣвается. Аще кто лишися и девятаго часа, да приступитъ, ничтоже сумняся, ничтоже бояся. Аще кто точію достиже и во единонадесятый часъ, да не устрашится замедленія: любочестивъ бо сый владыка, пріемлетъ послѣдняго якоже и перваго; упокоеваетъ въ единонадесятый часъ пришедшаго, яко же дѣлавшаго отъ перваго часа и послѣдняго милуетъ, и первому угождаетъ, и сему дарствуетъ, и дѣла пріемлетъ, и намѣреніе цѣлуетъ, и дѣяніе почитаетъ и предложеніе хвалитъ».

К. Казанскій.

«Вятскія Епархіальныя Вѣдомости». 1897. № 5. Отд. Неофф. С. 183-189.