Нажмите на картинку для получения высокого качества.

Не раздастся болѣе явственно для слуха человѣка вдохновенная молитва о. Іоанна. Краса церкви нашей, живой обличитель всѣхъ нареканій на нее, другъ всѣхъ страждущихъ и чающихъ Христова утѣшенія, онъ угасъ; мертвъ и бездыханенъ онъ покоится теперь въ гробѣ.

Но взятъ ли-онъ совершенно изъ среды живыхъ? Нѣтъ и не будетъ этого. Бываютъ личности, которыхъ и самая смерть не можетъ отторгнуть отъ сердца народа. Въ тотъ моментъ, какъ ихъ бренное тѣло предается землѣ, ихъ свѣтлый образъ воскресаетъ въ душѣ народной и будитъ въ ней самыя чистыя мысли и зажигаетъ въ вей самые благородные и высокіе порывы. Онѣ, эти личности, сходятъ, говоря словами псалмопѣвца, какъ дождь на скошенный лугъ, какъ капли, орошающія землю (Пс. 71, 6). Онѣ образуютъ духовное небо народя, и до той поры, пока живетъ народъ, онѣ, какъ звѣзды, искрятся на этомъ небѣ и манятъ, влекутъ кь себѣ его духовныя очи и наполняютъ его сердце чувствомъ восторженнаго благоговѣнія предъ Господомъ.

«Дивенъ Богъ во святыхъ Своихъ, Богъ Израилевъ!».

И по смерти своей онѣ являются такими же живыми свидѣтелями величія и милости Божіей, какъ и во время своей земной жизни.

Къ такимъ личностямъ относится и «батюшка» о. Іоаннъ.

Смолкло слово его. Не поднимается болѣе на страждущаго человѣка его благословляющая рука.

Но развѣ его внутренній образъ, вся его жизнь не продолжаетъ свѣтить намъ? Развѣ не продолжаетъ онъ и теперь разсѣевать тотъ страшный непроницаемый туманъ, который за послѣдніе годы окуталъ нашу страну?

Нѣтъ, и теперь онъ идетъ предъ нами и подаетъ голосъ свой намъ, сбившимся съ дороги; и теперь зоветъ онъ блуждающихъ овецъ своихъ.

Три истины евангельскихъ затемнены въ настоящее время въ сознаніи людей: первая гласитъ, что Господь есть источникъ жизни нашей. «Я есмъ лоза, сказалъ Спаситель нашъ, а вы вѣтви; кто пребываетъ во Мнѣ, и Я въ немъ, тотъ приноситъ мною плода; ибо безъ Меня не можете дѣлать ничего» (Іоан. ХV, 5). Вторая: «когда вы исполните все повелѣнное вамъ, говорите: мы – рабы ничего не стоющіе, потому что сдѣлали что должны были сдѣлать» (Лук. ХIII, 10) Третья: «любовь не превозносится, не гордится, не ищетъ своего» (I Кор. XIII, 4-7).

Эти три истины очерчиваютъ весь кругъ христіанской жизни. Первая заповѣдуетъ человѣку, выступающему на путь служенія своему ближнему, всѣмъ сердцемъ своимъ прилѣпляться къ Господу; вторая, предвидя то искушеніе, которому можетъ поддаться человѣкъ, начиная свое общественное служеніе, заповѣдуетъ ему смиреніе; третьи очищаетъ его взглядъ и позволяетъ ему въ другомъ человѣкѣ видѣть его идеальный образъ, то, чѣмъ онъ долженъ быть, а не то, чѣмъ онъ является но неправдѣ, по грѣху, по недолжному.

Эти истины, забытыя въ настоящее время, и воскресаютъ вновь въ нашей душѣ, когда мы всматриваемся въ духовный обликъ о. Іоанна.

Въ молодости, когда онъ былъ еще студентомъ петербургской духовной академіи, онъ думалъ утолить свою ревность о славѣ Божіей прооовѣдываніемъ Евангелія въ далекихъ странахъ чуждымъ народамъ. Онъ не зналъ еще тогда, что живой проповѣди Евангеліи жаждетъ его родная страна, что на его родную землю въ скоромъ времени хлынутъ потоки невѣрія, и народъ, простой вѣрующій русскій народъ будетъ искать своими глазами «добраго пастыря», который могъ бы оберечь его, утѣшить и показать ему путь истинной жизни.

Но зналъ это Господь, и Онъ оставилъ о. Іоанна его родному народу.

12 декабря 1855 года о. Іоаннъ сталъ священникомъ въ кронштадтскомъ соборѣ св. Андрея Первозваннаго.

Памятно это время для Россіи. Только-что окончилась тяжелая севастопольская война. Наша родина страдала отъ нанесенныхъ ей врагами ранъ. Болѣло ея тѣло, болѣла и ея душа. Всѣ это чувствовали, и всѣхъ волновалъ одинъ вопросъ: что дѣлать? Какъ помочь страдающему народу?

Съ чисто евангельской простотой разрѣшилъ этотъ вопросъ о. Іоаннъ. Принимая священный санъ, онъ, какъ самъ потомъ говорилъ, «поставилъ себѣ за правило: возможно искренно относиться къ своему дѣлу и строго слѣдить за собой, за своей внутренней жизнью».

Странно для уха либеральныхъ дѣятелей 60-хъ годовъ долженъ былъ звучать этотъ отпѣтъ о. Іоанна. Слишкомъ нищенскимъ онъ могъ показаться имъ. Народъ нуждается въ помощи, – могли они горделиво сказать по этому поводу, а онъ совѣтуетъ копаться въ своей совѣсти. Нѣть, надобно заняться болѣе важнымъ, болѣе серьезнымъ, и всѣ спѣшили запяться этимъ болѣе важнымъ дѣломъ, всѣ стремились дѣлать общественное дѣло, приносить пользу обществу. Воздухъ полонъ былъ громкихъ словъ: «народу, для народа». Каждый считалъ себя страшно богатымъ. Стоило только кому-нибудь усвоить пошлое матеріалистическое ученіе, что «нѣтъ души, а одна только плоть», и онъ уже думалъ только объ одномъ, какъ бы поскорѣе добраться до площади, чтобы выложить здѣсь предъ собравшимся народомъ это свое сокровище, заранѣе негодуя на всѣхъ, кто пожелалъ бы отнестись къ нему недовѣрчиво.

Что же дѣлалъ о. Іоаннъ въ первые годы своего пастырскаго служенія?

Вотъ его подлинныя слова, ясно отвѣчающія на этотъ вопросъ: «Надо почаще быть у себя дома, безъ этого нѣтъ движенія. Нужно глубже всматриваться въ совѣсть, слѣдить за каждымъ движеніемъ души. Недаромъ завѣты "познай себя" считается первой буквой въ азбукѣ самосовершенствованія. Слѣди за своимъ сердцемъ всю жизнь и присматривайся и прислушивайся къ нему, что препятствуетъ къ соединенію его со всеблаженнымъ Богомъ? Это да будетъ наука наукъ, и ты при помощи Божіей легко можешь замѣчать, что тебя отдаляетъ отъ Бога и что приближаетъ къ Нему, соединяетъ съ Нимъ. Объ этомъ сказываетъ самое сердце, то соединяющееся оъ Богомъ, то отторгаемое отъ Него».

И о. Іоаннъ старательно изучаетъ эту науку наукъ. Онъ живетъ у себя дома наединѣ съ своею совѣстью. Онъ не знаетъ міра, не видитъ его, если только этотъ міръ не обращается къ нему за Христовымъ утѣшеніемъ. Ни широкихъ плановъ, ни смѣлыхъ мыслей, ни далекихъ горизонтовъ, – ничего, что чаруетъ и привлекаетъ обыкновенно взоръ человѣка на около него. Здѣсь все было скромно, просто, тихо, молчаливо, сосредоточенно, какъ въ кельѣ пустынника. Храмъ Божій да страдающая душа чаловѣческая, вотъ все, что занимало здѣсь мысль и чувство.

Но народъ разглядѣлъ, гдѣ на самомъ дѣлѣ было цѣнное богатство, избытокъ жизни радостной, свѣтоносной, и гдѣ было одно крикливое убожество, гдѣ можно было зачерпнуть полную чашу «живой воды», и гдѣ сочилась лишь одна вонючая жидкость.

Скромный священникъ, оставлявшій свой домъ только затѣмъ, чтобъ посѣтить грязныя лачуги кронштадтскихъ бѣдняковъ, вдругъ становится въ самомъ центрѣ народной жизни. Къ нему идутъ, ѣдуть, его съ нетерпѣніемъ ожидаютъ, къ нему несутъ всѣ свой боли и страданія, и его полный проникновенной любви взглядъ, его одухотворенная молитва, его благословляющая рука въ каждой душѣ человѣческой, даже и «озлобленной» будитъ источникъ жизни, свѣта и радости. Вдругъ оказывается, что этотъ скромный священникъ и есть огромное по своимъ размѣрамъ общественное явленіе, что онъ именно только и осуществилъ на дѣлѣ тотъ девизъ, который воодушевлялъ очень многихъ въ 60-хъ годахъ: «служить народу». Толпа-ли покала его? Нѣтъ, какъ говорилъ въ свое время о немъ проф. Сикорскій, его искали люди всякаго образованія и всѣхъ возрастовъ; къ нему шли и образованный человѣкъ, и чернорабочій, учитель, профессоръ и студентъ, взрослые и дѣти, господа и ихъ прислуга, скромныя труженицы и падшія женщины, больные, испорченные и преступные люди. Всѣхъ приводило къ нему одно и тоже чувство. Оно заставляло людей, пріѣхавшихъ въ каретахъ, выйти изъ экипажа и стать рядомъ съ обыкновеннымъ сѣрымъ человѣкомъ; оно поднимало падшую женщину изъ грязи и дѣлало ее человѣкомъ. Въ присутствіи его у самаго дурного, одичалаго человѣка пробуждалась совѣсть, и у всѣхъ испорченныхъ людей освѣщались и оживлялись лучшія идеальныя стороны ихъ характера. Онъ спасалъ тѣмъ, что звалъ иъ другому міру своимъ обликомъ. Его труды записаны не въ книгахъ, не на полотнѣ, но въ милліонахъ сердецъ; записаны и запечатаны такъ прочно, какъ не всегда запечатлѣвается въ нашемъ умѣ то, что мы видимъ, слышимъ и читаемъ. Онъ словомъ, дѣломъ, примѣромъ, а больше всего своею личностью воспитывалъ общество.

Вотъ прежде всего чѣмъ дорогъ дли насъ о. Іоаннъ. Ясно до наглядности онъ показалъ намъ, что и въ наши дни, не смотря на чрезвычайно осложнившуюся общественную жизнь, путь дѣйствительнаго служеніи обществу и народу остается одинъ: путь вѣры и нравственнаго самоусовершенствованія; что кто жаждетъ обновленія страны, кто стремится принести дѣйствительное благо народу, тогъ и въ наши дни прежде всего долженъ обновиться самъ, совлечь съ себя «ветхаго человѣка, истлѣвающаго въ похотяхъ прелестныхъ» и лицомъ-къ-лицу стать предъ испытующимъ окомъ Божіимъ, видящимъ всѣ сокровенныя наши мысли, всѣ самыя тайныя движенія нашего сердца.

Затемнена въ настоящее время эта истина въ сознаніи людей. Страшно пагубная мысль овладѣваетъ теперь человѣчествомъ: люди начинаютъ думать, что царство мира, любви и радости можно насадить на землѣ чисто внѣшнимъ способомъ, что стоитъ только измѣнить въ корнѣ формы общественной жизни, – и по лицамъ людей будутъ струиться однѣ лишь слезы тихой радости и умиленія. Понятно, что если это такъ, то всякому желающему отдать свои силы на служеніе человѣчеству нѣть нужды думать о Богѣ и своей совѣсти: онъ долженъ только и къ себѣ, и въ другихъ будить тѣ инстинкты, которые бы толкали человѣка на путь борьбы съ сложившимся общественнымъ строемъ. И многіе, многіе по природѣ далеко не злые, напротивъ не рѣдко волнуемые искреннимъ желаніемъ блага народу идутъ въ настоящее время этимъ путемъ и ожесточаютъ свое сердце.

Безумные! говоритъ всей своей жизнью о Іоаннъ, остановитесь. Вспомните слова Спасителя: – «​Я есмъ лоза, а вы вѣтви; кто пребываеть во Мнѣ, и Я въ немъ, тотъ приносишь много плода; ибо безъ Меня не можете дѣлать ничего» (Іоан. XV, 5) Подумайте: не царство ли міра и любви стремитесь насадить вы на землѣ? Какъ же вы отстраняетесь отъ Того, Кто и есть источникъ мира и любви, Кто и принесъ людямъ благую вѣсть: «пріидите ко Мнѣ всѣ труждающіеся и обремененные, и Я упокою вась». Какъ же вы воспитаете въ сердцахъ своихъ и сердцахъ другихъ людей злобу, вражду и ненависть? Какъ же вы, ища разума и сознанія, благословляете слѣпыя, стихійныя силы природы?

Да, зго подлинное безуміе.

Мы удивляемся теперь той грубости, той дикости ума и сердца, которыя въ эпоху древняго язычества заставляли людей класть на раскаленныя руки какого-нибудь мѣднаго истукана своихъ собственныхъ дѣтей въ надеждѣ чрезъ это пріобрѣсти счастливую жизнь. Мы недоумѣваемъ теперь, какимъ образомъ люди могли ожидать чего-нибудь отъ бездушнаго своего истукана и ожидать такъ, чтобы жертвовать и своею собственной, и жизнью самихъ дорогихъ существъ. А между тѣмъ не тотъ же ли фанатизмъ и изступленіе проповѣдуютъ и въ настоящее время люди образованные и культурные остраняясь отъ вѣры въ живого Бога? Они распростираются ницъ предъ внѣшними формами жизни и ждутъ, что онѣ сами безъ всякаго внутренняго усилія людей создадутъ изъ нихъ самыхъ счастливыхъ, самыхъ совершенныхъ существъ. И нисколько не задумываясь надъ тѣмъ, какимъ образомъ внѣшнія формы жизни могутъ преобразовать строй сердца человѣка, они и самихъ себя и другихъ отдаютъ этому современному идолу, не менѣе страшному, чѣмъ древній Молохъ.

Не словомъ, не поученіемъ только разсѣиваетъ это современное заблужденіе о. Іоаннъ, онъ подрываетъ его самой своей жизнью. Вѣдь, оно находитъ видимое оправданіе себѣ въ томъ, что въ настоящее время общественная жизнь настолько осложнилась, что личность не имѣетъ никакой возможности воздѣйствовать на общество путемъ непосредственнаго соприкосновенія съ личностью другихъ людей. А между тѣмъ, всматриваясь въ жизнь о Іоанна, мы видимъ, какое благо можетъ принести народу отдѣльная личность, если только она прививается къ Источнику истинной жизни.

Затемнѣна въ настоящее время въ сознаніи людей и вторая христіанская истина, истина о смиреніи.

Теперь на вопросъ: кто истинный христіанинъ? можно услыхать отъ очень многихъ такой отвѣтъ: революціонеръ, ибо онъ жертвуетъ своею жизнію для блага народа. Правда, прибавятъ нѣкоторые болѣе дальновидные люди, онъ не вѣритъ во Христа, но это не препятствуетъ ему быть Его истиннымъ ученикомъ, онъ является «несознательнымъ» носителемъ духа Христова, «несознательнымъ» исполнителемъ Его заповѣди о любви къ ближнимъ. И подобный отвѣтъ можно услыхать со стороны человѣка, признающаго себя очень духовнымъ человѣкомъ, настолько духовнымъ, что въ церкви ему представляется полное отсутствіе живого духа, одна только внѣшность и обрядность. А духовное ли сказывается на самомъ дѣлѣ въ подобномъ разсужденіи? Всякій ли подвигъ обвѣянъ духомъ Христа? Несомнѣнно, что самъ по себѣ подвигъ еще не имѣетъ религіознаго значенія, готовность отдать свою жизнь еще ни о чемъ не свидѣтельствуетъ. Жизнь отдаетъ и разбойникъ на грабежѣ, и любовникъ изъ-за любимой женщины. Дѣло не въ подвигѣ, а въ томъ, во имя чего онъ совершается, и въ тѣхъ внутреннихъ душевныхъ переживаніяхъ, какія въ это время волнуютъ человѣческое сердце. Если я отдаю свою жизнь, но совершаю это во имя идола, совершаю съ гордыней; если я своимъ подвигомъ желаю умалить подвигъ Христа, Его крестную жертву, то какой же я христіанинъ? Христіанскій подвигъ совершается съ чувствомъ самоотреченія, внутренняго смиренія, съ сознаніемъ, что среди насъ есть единъ «живый и дѣйствуяй», – это Христосъ, Сынъ Бога живаго, единожды принесшій жертву за грѣхи всего міра. Подвиговъ нѣтъ у христіанина, равно какъ не приноситъ онѣ и жертвы, въ томъ смыслѣ, въ какомъ эти слова понимаются естественнымъ человѣкомъ. Одна возносится жертва Господу, – жертва безкровная за Божественной литургіей.

Вотъ второе, чѣмъ дорогъ намъ о. Іоаннъ. Онъ снова оживилъ въ нашемъ сознаніи Евангельскую истину: «если вы исполните все повелѣнное вамъ, говорите, что вы – рабы ничего не стоющіе, ибо сдѣлали только то, что должны были сдѣлать». Его-ли жизнь не была сплошнымъ подвигомъ? Посмотрите на нее даже съ внѣшней стороны. Онъ постоянно на народѣ, постоянно за дѣломъ. Наблюдавшіе его жизнь люди недоумѣвали, когда онъ спитъ. Нечего уже и говорить о внутренней сторонѣ его жизни. Стоитъ только хотя немного представить себѣ, какой море страданій несли къ нему люди, чтобы понять, какой тяжелый крестъ несъ онъ впродолженіе всего своего пастырскаго служенія.

И что же? Лицо его было мрачно и сурово, а въ глазахъ вспыхивало сознаніе своей титанической силы?

Ничего подобнаго. Напротивъ, чѣмъ тяжелѣе становился его подвигъ, тѣмъ свѣтлѣе дѣлалось его лицо, тѣмъ любовнѣе смотрѣли его ласковыя глаза на приходящихъ кь нему людей, такъ какъ тѣмъ живѣе и яснѣе становилось для него, что живъ Господь, дарующій всѣмъ свою милость и возстановляющій всякую тварь. «Благодать и милость Спасителя нашего не оскудѣваютъ и нынѣ, говорилъ онъ, не оскудѣютъ до вѣка... Слава Спасителю нашему Богу! Онъ видитъ что неложно я возсылаю ему эту славу. Только Имъ и о имени Его я славенъ, а безъ Него – безчестенъ, только Имъ силенъ, а безъ Него – немощенъ; съ Нимъ святъ, а безъ Него – исполненъ грѣховъ; съ Нимъ дерзаю, безъ Него малодушествую; съ Нимъ кротокъ и смиренъ, безъ Него – раздражителенъ и небдагъ. "Возвеличите же Господа со мною и вознесемъ имя Его въ купѣ" (Пс. 33, 4)». Или въ другомъ мѣстѣ: «вездѣ прославило меня Имя Твое, Господи: и у трона царей, и у всѣхъ важныхъ и сильныхъ міра сего, и у богатыхъ и не убогатыхъ, образованныхъ и простыхъ людей; всюду принесло оно и приносить непрестанно отраду, миръ, избавленіе, спасеніе, здравіе, утѣшеніе, облегченіе, побѣду надъ кознями вражіими. Сколь чудно Имя Твое, Господи! Какъ чудно, державно, сильно влечетъ всѣхъ ко мнѣ, убогому, благодать Твоя, во мнѣ живущая и пребывающая чрезъ частое причащеніе Св. Таинъ Твоихъ, пречистаго Тѣла и Крови Твоея, Господи! Благодарю Тебя за чудеса Св. Таинъ, совершающіяся во мнѣ и въ народѣ Русскомъ ежедневно: Ты влечешь меня и его къ Тебѣ чудною, всемогущею, непобѣдимою силою, вся Россія православная, влечется къ Тебѣ! Влеки, влеки, влеки, Слове Божій, Творче нашъ, Избавителю нашъ, Спасителю нашъ влеки къ Себѣ всѣхъ и вся».

Неся свой подвигъ съ чувствомъ полнаго внутренняго смиренія, о. Іоаннъ показалъ намъ далѣе, что значитъ истинно любить своего ближняго. Нѣтъ любви у того, въ чьей душѣ остается гордость, превозношеніе и зависть, стремленіе найти и утвердить себя. «Любовь, по слову св. апостола Павла, долготерпптъ, милосердствуетъ, любовь не завидуетъ, любовь не превозносится, не гордится, не безчинствуетъ, не ищетъ своего, не мыслитъ зла, не радуется неправдѣ, а сорадуется истинѣ, все покрываетъ, всему вѣритъ, всего надѣется, все переноситъ» (I Кор. ХIII, 4-7). Только такая любовь, которая не ищетъ своего, и способна оживить человѣка, дать почувствовать и душѣ озлобленной внутреннюю теплоту и окрыленіе. Властно, но вмѣстѣ и нѣжно пробиваетъ она ледяную кору своекорыстія и черствости, покрывающую человѣка, глубоко заглядываетъ въ его душу и видитъ тамъ никогда не покидающій человѣка свѣтъ истинной жизни, – и человѣкъ, ощущавшій передъ тѣмъ въ своей душѣ лишь леденящее дыханіе вѣтра, вдругъ замѣчаетъ, что и для него Богъ – Отецъ небесный, что и онъ можетъ надѣяться, вѣрить и любить. «Люби, говоритъ о. Іоаннъ, всякаго человѣка, не смотря на его грѣхопаденія. Грѣхи грѣхами, а основа то въ человѣкѣ одна – образъ Божій. Другіе со слабостями, бросающимися въ глаза, злобны, горды, завистливы, скупы, сребролюбивы, жадны, да и ты не безъ зла, можетъ быть, даже въ тебѣ его больше, чѣмъ въ другихъ. По крайней мирѣ, въ отношеніи грѣховъ люди равны: вси, сказано, согрѣшиша и лишени суть славы Божіей, всѣ повинны передъ Богомъ, и всѣ равно нуждаемся въ Божіемъ къ намъ милосердіи... Нужно чтить и любить въ каждомъ человѣкѣ образъ Божій, не обращая вниманія на его грѣхи. Богъ единъ святъ и безгрѣшенъ, а какъ Онъ насъ любить, что Онъ для насъ сотворилъ и творитъ, наказуя милостиво и милуя щедро и благостно! Не нужно смѣшивать человѣка, этотъ образъ Божій, со зломъ, которое въ немъ, потому что зло есть только случайное его несчастіе, болѣзнь, мечта бѣсовская, но существо его, образъ Божій, все-таки въ немъ остается».

И съ такимъ чувствомъ онъ всегда подходилъ къ человѣку. Онъ не видѣлъ покрывающихъ его язвъ, онъ смотрѣлъ дальше и глубже, видѣлъ заложенный въ его природѣ образъ Божій и съ любовью останавливалъ на немъ свой взоръ, показывая человѣку, что это и есть онъ самъ, настоящій, подлинный. Вотъ разсказъ одного ремесленника о своей встрѣчѣ съ «батюшкой». «Мнѣ было тогда только еще годовъ двадцать два, двадцать три. Теперь я старикъ, а помню хорошо, какъ видѣлъ въ первый разъ батюшку. У меня была семья, двое дѣтишекъ, старшему года три. Рано и женился Работалъ и пьянствовалъ. Семья голодала. Жена потихонку по міру сбирала. Жили въ дрянной конуркѣ на концѣ города. Прихожу разъ не очень пьяный... Вижу, какой-то молодой батюшка сидитъ и на рукахъ сынишку держитъ и что-то говоритъ – ласково. И ребенокь серьезно слушаетъ. Можетъ быть, грѣхъ, но мнѣ все кажется, батюшка былъ какъ Христосъ на картинкѣ "Благослоненіе дѣтей". Я было ругаться хотѣлъ: вотъ, молъ, шляются, да глаза батюшки и ласковые, и сурьезные, въ одно время, остановили. Стыдно стало... Опустилъ я глаза, а онъ смотритъ, прямо въ душу смотритъ. Началъ говорить. Не смѣю я передать все, что онъ говорилъ. Говорилъ про то, что у меня въ каморкѣ рай, потому что гдѣ дѣти, тамъ всегда и тепло, и хорошо, и о томъ, что не нужно мѣнять этотъ рай на чадъ кабацкій. Не винилъ онъ меня, все оправдывалъ, только мнѣ было не до оправданія. Ушелъ онъ, я сижу и молчу... Не плачу, хотя на душѣ такъ, какъ передъ слезами. Жена смотритъ... И вотъ съ тѣхъ поръ и человѣкомъ сталъ».

А вотъ другой случай, не менѣе характерный. Разсказываетъ одна дѣвушка изъ интеллигентной семьи. «Судьба рано заставила меня страдать... и томиться жизнію. Съ малаго дѣтства я не была любима въ родной семьѣ. Отъ природы болѣзненная, неразвитая, ни къ чему неспособная, но изнѣженная, нервная, я была въ тягость и другимъ, и самой себѣ. Отдали меня въ институтъ. Но п оттуда чрезъ три года исключили по неспособности къ ученію. Въ то время, когда меня исключили изъ института, отца моего уже не было въ живыхъ. Мать моя, болѣзненная женщина, не имѣла средствъ меня содержать такъ, какъ мы жили при отцѣ. Въ лишеніяхъ, въ скорбяхъ проводили мы съ нею дни свои. Но вотъ, наконецъ, умираетъ и мать моя, оставляя меня одну, совершенно безъ всякихъ средствъ къ жизни. Куда мнѣ было преклонить свою голпову? Я гостила то у однихъ родственниковъ, то у другихъ, то у знакомыхъ. Не имѣя возможности нигдѣ прочно пріютиться, я перекочевывала съ мѣста на мѣсто. Одно время я гостила въ Кронштадтѣ. И здѣсь мнѣ было скучно. Однажды мнѣ ужъ больно стало тяжело, и я во время одной прогулки начала обдумывать планъ, какъ бы мнѣ прекратить свое безполезное и мучительное состояніе. Сидя въ такомъ грустномъ настроеніи, я не замѣтила, какъ подошелъ ко мнѣ священникъ и, привѣтливо поклонившись, сѣлъ па другой конецъ лавочки. Не зная его, какъ и никого въ Кронштадтѣ, и не желая ни съ кѣмъ раздѣлять своего тяжелаго настренія, я встала и хотѣла удалиться. Но незнаномый батюшка остановилъ меня и сказалъ "я обезпокоилъ васъ, кажется. Извините но, проходя мимо, я не могъ не подмѣтить тяжелаго настроенія вашей души, свидѣтельствующаго о глубокой вашей скорби, и, какъ пастырь, хотя и незнакомый вамъ, но по сану пастырства не чуждый, рѣшилъ подойти къ вамъ и съ чувствомъ искренняго участія побесѣдовать съ вами. Не стѣсняйтесь, откройте мнѣ вашу скорбь. Можетъ быть, чрезъ меня грѣшнаго Господь и успокоить васъ и утѣшитъ васъ". Тронутая такимъ участіемъ человѣка, мнѣ совершенно незнакомаго, я горько заплакала, но ничего не могла сказать, кромѣ одного: "я несчастная, лишняя на свѣтѣ" – "Великій умъ Творца не могъ сотворить ничего лишняго", – отвѣчалъ батюшка. Указывая на ползущую по песку букашку, онъ продолжалъ: "посмотри, что безпомощнѣе ничтожнѣе этого насѣконаго. Но и оно не лишнее, и оно приноситъ долю пользы, и оно не забыто и не оставлено Творцомъ! А ты, будучи человѣкомъ, этимъ любимымъ созданіемъ Божіимъ, отчаиваешься въ Его милосердіи! Повѣдай мнѣ скорбь свою, скажи, что случилось съ тобою". Тутъ я излила всю душу свою предъ добрымъ батюшкой. Мнѣ казалось, что еще никто не говорилъ со мной съ такимъ участіемъ, никто такъ не утѣшалъ меня. Онъ казался мнѣ ангеломъ, посланнымъ Богомъ на спасеніе мое отъ гибели, до которой было уже мнѣ такъ недалеко. Съ искренней отеческой любовью онъ бесѣдовалъ со мной. Ободрялъ, утѣшалъ, указывалъ мнѣ путь жизни, которымъ я и иду до настоящаго времени, не переставая благодарить его. Имени своего онъ мнѣ не открылъ, назвавшись однимъ изъ соборныхъ священниковъ. Когда же, вернувшись домой, я разсказала о своей замѣчательной встрѣчѣ и бесѣдѣ съ какимъ-то священникомъ, мнѣ сказали, что это былъ, несомнѣнно, о. Іоаннъ, При этомъ они добавили: это дивный, святой человѣкъ».

...Да умножатся, по молитвамъ его предъ Святымъ Престоломъ Твоимъ, въ странѣ нашей люди вѣры, да исчезнутъ изъ сердца нашего злоба и ненависть, и да возгорится любовь не превозносящаяся, не гордящаяся, но милосердствующая и все покрывающая!


___________________
Н. Боголюбовъ.

«Нижегородскій церковно-общественный вѣстникъ». 1910. № 5. С. 105-113.

***

Опредѣленіе Архіерейскаго Сѵнода РПЦЗ отъ 11/24 декабря 1964 г. о текстѣ краткаго тропара св. прав. Іоанну Кронштадтскому.

Слушали: Докладъ Преосвященнаго Епископа Мельбурнскаго Антонія по вопросу о тропарѣ Святому Праведному Іоанну Кронштадтскому съ предлагаемымъ имъ краткимъ тропаремъ святому.

Постановили: Въ добавленіе къ имѣющемуся въ напечатанной службѣ Святому Праведному Іоанну Кронштадтскому тропарю благословить и употребленіе слѣдующаго краткаго тропаря: гласъ 4-й:

«Во Христѣ во вѣки живый, чудотворче, / любовію милуяй въ бѣдахъ, / слыши чада твоя, вѣрою тя призывающія, / щедрыя помощи отъ тебе чающія, // Іоанне Кронштадтскій, возлюбленный пастырю нашъ».

«Церковная жизнь». 1964. № 7-12. С. 47.